– Что же вы, доктор, так запустили свой кашель?

– Я доктор исторических наук и с медициной у меня отношения на уровне кухни.

– Ладно, посидите, я сейчас приведу доктора, у которой отношения с медициной самые непосредственные.

– Ивановна, пусть Витька принесет напильник, у него он есть.

– Зачем других звать? – насторожился младший.

– Я не могу пилить. – Никитич показал укороченную высохшую руку. – Не волнуйся, это настоящий парень.

Нелли Ивановна шла от бани, рассуждая: «Черт с ней, с этой помывкой! Днем раньше, днем позже. Первый раз судьба столкнула с доктором наук, и где? Никитич говорит, нельзя спрашивать, за что сослан. Но доктор же сам сказал, что он из Ленинграда. За что же его упекли сюда?» – задала она сама себе вопрос. Сама же и ответила: «Да за что угодно. Посадили же мужниного начальника за то, что процитировал: «В коммунизм из книжки верят средне. „Мало ли что можно в книжке намолоть!“» Секретарь парткома ГЭС не знал, что это слова пролетарского поэта Маяковского, твердя, что о коммунизме книжки писали Маркс, Ленин, Сталин, а они не могли „молоть“. А дальше про цитату забыли и уже раскручивали обвинение в оскорблении классиков марксизма-ленинизма и антисоветчине. В результате – восемь лет».

– Изабелла Юрьевна, – назидательно начала директор, – вы сейчас пойдете в баню. Там двое мужчин. Да не падайте вы в обморок! Это ваши пациенты. Выбросите из головы интеллигентскую щепетильность и брезгливость! Они грязноваты. Окажите им помощь. Задавайте вопросы, только касающиеся здоровья. Ни одного лишнего слова, если не хотите, чтобы они вас убили. Если они вас не убьют за нездоровое любопытство, то убью вас я. Все вопросы мне и сейчас.

– Это каторжники? Уголовники или политические?

– У вас до войны никого из родных или знакомых не арестовывали? – задала встречный вопрос директор.

– Я на этот вопрос отвечать не буду!

– Ну вот и хорошо! А я больше спрашивать не буду. Идите и будьте умницей!

Зная неуемное любопытство Виктора, Нелли Ивановна объяснила ему, как себя вести, примерно так же коротко, как и врачу.

Однако все сложилось иначе. Едва Виктор вошел в предбанник, старший поманил его к себе:

– Ты из Ленинграда?

– Угу! – предупрежденный директором, с опаской ответил Стогов.

– А Васильевский знаешь? Был там?

– Угу!

– А где жил до начала войны?

– Я всю жизнь прожил на Воронежской. А чего, дядь, вы спрашиваете про Ленинград?

– У меня там сын остался. Он, наверное, такой же, как ты. Правда, я не видел его с тридцать восьмого года. Не встречал такого мальчика – Сережу Пронина?

– Не-а.

…Баню для детей провели через два дня. Дрова для нее накололи двое посторонних мужчин, которым, по сибирскому обычаю, директор разрешила помыться первыми.

Чистый, даже помолодевший Доктор после бани поцеловал руку директорше.

– Какая вы благородная и в то же время властная, как Екатерина Великая…

Нелли Ивановна улыбнулась:

– Если мне не изменяет память, она была деспотичной и лицемерной. Вы находите эти качества и у меня?

– Нет-нет. Этими вульгарными трафаретами награждались все цари и царицы Российской империи. В эти политические одежды их стали наряжать с восемнадцатого года. Верьте мне, профессору истории.