Виктор с неохотой вытащил ружье из-под соломы и передал другу. Валерка не отпускал его, даже когда Стогов развернул полотенце с завернутыми в нем хлебом, салом, яйцами и картошкой, ел одной рукой.

Сорок километров за разговорами промелькнули почти незаметно.

На обратном пути, едва они отъехали от райцентра, Валерка изложил свою заветную просьбу:

– Витька, дай стрельнуть разок! Ты же говорил, что Никитич давал тебе пострелять, когда вы ездили с ним в первый раз.

Он смотрел на друга таким умоляющим взглядом, что Витька не смог отказать ему. Валерка взял патрон и, пока Стогов убирал коробку под солому, вставил его дрожащими руками и, даже не подняв ружье, нажал курок.

От выстрела Цыганка присела на задние ноги, как для прыжка, потом рванула с такой силой, что Валерка с ружьем, бидон с лярдом[20] и ящик с галетами вывалились из телеги. Виктор удержался, потому что сидел на передке. Он натянул поводья и остановил напуганную лошадь.

– Ты что, сдурел?! Надо было слезть, отойти от телеги и стрелять в сторону леса! Теперь собирай всё!

Остаток пути они проехали почти в полном молчании. Однако долго дуться друг на друга друзья не могли. Все-таки они оставались основной «тягловой силой» всего детдома. Остальные ребята и по возрасту, и по смекалке, и по авторитету были лишь мальчиками на побегушках.

Уже давно стало правилом, когда приезжал Никитич, к директору приглашались и Стогов со Спичкиным.

В этот приезд, завидев ребят, Никитич сам окликнул их:

– Эй, сорванцы, дело есть важное!

Никитич спешил, поэтому его слова выглядели как приказ для участников совещания.

– Ивановна, пока не начались весенние проливные дожди, надо провести пахоту и посадку. Я дам тебе делянки под капусту, картошку, морковь, свеклу. Если надумаешь, дам участок для турнепса…

– А что это такое? – перебила директор.

– И ты тоже не знаешь, что это такое? – удивленно спросил он у Стогова.

– Почему не знаю? Знаю. Это вроде брюквы, но невкусный. Я ел его.

– Сам ты брюква невкусная! Это корм для скота, очень даже вкусный и полезный, спроси у коров. Ты ешь его побольше, мычать будешь громче и хрюкать веселее! – засмеялся Никитич, довольный своей шуткой. – А сейчас поедем со мной в поле, покажу вашу пахоту.

– Все, кончились хорошие денечки, опять впрягайся… – уныло заметил Спичкин.

– А ты думал, вы и дальше будете жить нахлебниками при колхозе? Вы мне и так дорого обошлись. Селяне не возмущались только потому, что вы из голодного Ленинграда и совсем не такие, как наши детдомовские «бандиты».

…На пахоту собирались, как на переселение. Помимо запаса продуктов взяли палатку, предоставленную Никитичем, чтобы ночевать в поле и не терять время на поездки. На две подводы положили два плуга, брезент для подстилки, два одеяла.

Сначала кашеварить наметили Эльзу. Польди объяснила ей, как готовить немудреные сибирские блюда. Но в последний момент Изабелла Юрьевна отсоветовала посылать девочку, ссылаясь на то, что ребята там будут жить целую неделю и спать всем придется в одной палатке.

– Они хоть и дети, – с какой-то таинственностью говорила она, – но вроде бы уже не такие маленькие, и вообще, мало ли что?