Практически не зная матери, он убедил себя, что это нормально, что ему в первую очередь нужен отец. И всеми силами старался оправдать его ожидания. А учеником он был всегда чересчур старательным.

Когда же наступило отрезвление? Когда с его глаз будто спала пелена, и он увидел себя совсем в ином свете?

Должно быть, в тот момент, когда на него всерьёз рассердилась Ирис. Он тогда искренне бесновался… и вдруг словно что-то щёлкнуло в мозгу: да ведь поступок-то его действительно непорядочный. Гнусный. Слишком долго витая в высокой политике, он, кажется, позабыл, что имеет дело с людьми: они все стали для него предметами. Ильхам — предмет заботы и опеки, а также объект для выражения собственного благородства. Султан с его визирями и советниками — предмет для оттачивания дипломатических хитростей, остроты и быстроты ума. Вдова, на которой велено жениться — предмет, помогающий исполнить волю уважаемого монарха, а заодно и послужащий в дальнейшем средством исполнения долга перед родом…

Когда он превратился в подобие своего отца?

Он не мог сказать точно. Но вспомнил ещё кое-что. Будучи пылким юношей, впервые влюблённым… да, хотя бы и в Лулу! он мечтал о совсем другой семье, скрепляемая любовью и уважением. И, хоть мир уже обрушивал на него жёсткие реалии, и семьи аристократов, с которыми он был знаком, точь в точь повторяли его собственную — всё ещё верил, что у него, Филиппа, всё будет иначе.

Не договариваться с Ирис…

Филипп стукнул кулаком по подушке.

Не договариваться, не искать какие-то соглашения. А узнавать её ближе, разгадывать… Не очаровывать — заслужить её внимание, её, возможно, любовь. Только так.

И к чёрту планы короля.

Главное для Генриха — чтобы вдова Аслан-бея, фея, повсюду несущая с собой благоденствие, оставалась бы во Франкии. Так она уже нашла себе дом в Эстре, и, похоже, успела к нему привязаться. Чего же более? И будет с Его Величества. Пусть удовлетворится этим. Филипп вместе с маршалом приглядят, чтобы цепкие ручки королевы Бесс не перетянули бы ирландку на туманный остров.

А там, дальше — пусть решает судьба и женское сердце.

После ухода мужчин, хоть и принёсших дурные вести, но принявших так близко к сердцу её тревоги, Ирис прилегла и попыталась заснуть. Но, как это бывает при вынужденном насилии над собой, сон не шёл. Несмотря на то, что Фрида в своей комнатушке боялась лишний раз пошевелиться, дабы не потревожить хозяйку, и что ставни на окнах не пропускали звуков с улицы, а постель была в меру мягкой, одеяло — в меру тёплым… В общем, несмотря на множество благоприятных, казалось бы, обстоятельств сон, в который надо было погрузиться не по охоте, а благоразумия ради, не шёл. Девушка даже подумывала накапать себе успокоительных капель, но потом отказалась от этой мысли. Маршал ведь предупредил о раннем выезде, а вытяжка из сока опиумного мака, хоть и сильно ослабленного действия, безусловно, хоть и поможет, позволит окунуться в грёзы или просто забытьё, но… чересчур надолго. Чего доброго, она опять проспит до полудня и потеряет драгоценное время.