— Да я тебя! — воскликнул Вышата и ринулся на Драгомира.

Лебедь с трудом успела отскочить назад. Кое-как она добежала до крыльца: ее туго повязанная на бедрах шерстяная понёва[61] порядком сковывала движения. Резко схватив за руку окаменевшую от страха Варю, она буквально забросила дочь в открытую избу, точно выстрелила из пращи, забежала сама и затворила дверь на засов.

Тем временем, увернувшись от атаки Вышаты, Драгомир вытащил из ножен свой меч.

— Ну держись, мальчишка! Твои кости будут грызть собаки! — взревел он.

Сталь взвизгнула от ударов. Вышата яростно теснил противника, пытаясь найти брешь в его обороне, но тот с легкостью парировал все выпады клинком и пятился назад. Наконец Драгомир уперся спиной в частокол — отступать дальше было некуда. Не растерявшись, он отпрыгнул в сторону, и Вышата с гулким шлепком вонзил свой топор в смолистое бревно по самое топорище. Гридин попытался высвободить оружие, но тут же получил сильнейший удар ногой по ребрам, отлетел на несколько аршин и распластался на заснеженной земле. Корчась и задыхаясь от боли, он схватился обеими руками за бок.

— Неужто ты, собачий сын, молокосос, и впрямь думал меня одолеть? Ну все, молись, гнида, конец твой настал!

Драгомир навис над поверженным Вышатой, наступил ему на горло и зверски ухмыльнулся, решая, куда же нанести смертельный удар: в глаз или сердце. А можно и вовсе распороть парню живот, чтобы тот умирал долго и в страшных муках. Выбрав последний вариант расправы, он наклонился над гриднем и для верности огрел его по лицу рукоятью меча. Кровь брызнула из рассеченной брови, захлестнув все лицо Вышаты.

Старший дружинник уже занес клинок над бедным молодцем, чтобы выпотрошить его, как свинью. Но громкий топот и писклявый детский крик приостановили зверство.

— Нет, не убивай! Грех, грех это, оставь его! — истерично завопила Варвара, которой удалось проскочить мимо матушки и вырваться на крыльцо. Следом за ней из избы тут же выскочила Лебедь, опять схватила дочку и затолкала внутрь, не то ругаясь, не то молясь. Дверь снова захлопнулась.

Драгомир застыл, уставившись в сторону избы. В голове его словно что-то щелкнуло, а рука, в которой был меч, вмиг обмякла. Только что гнев и жажда крови пылали в нем, будто костер на капище Перуна, алчущего человеческой жертвы. Но тонкий мышиный голосок Варвары в одно мгновенье потушил это страшное пламя, и опытный ратник замешкался, как зеленый отрок.

— Получай, собака! — простонал Вышата.

Улучив момент, гридин выхватил из ножен на своем поясе кинжал и наугад, поскольку кровь застелила его глаза липкой пеленой, ткнул им вверх. К своему удивлению Вышата ощутил, как острозаточенное лезвие погрузилось в человеческую плоть, точно в масло. Ярость овладела молодцем, и он надавил еще сильнее на обмотанную пенькой рукоять; раздался хруст костей и сдавленный хрип. Теплые вязкие капли упали на лицо гридню, смешавшись с его собственной кровью. Затем он услышал, как Драгомир рухнул рядом с ним на землю, и звякнула сталь его кольчуги, спрятанной под бараньим тулупом. Набрав в руку горстку рассыпчатого снега, Вышата протер им свои глаза. Драгомир неподвижно лежал лицом вниз; кровь на снегу вокруг его головы походила на густое клюквенное варенье.