Наклонившись над трупом, Дмитрий взглянул на него пристально и недоверчиво. Затем взялся за длинную густую бороду Драгомира и слегка ее приподнял. Между подбородком и кадыком зияла ужасающая рана.

Дмитрий внимательно обшарил глазами каждую пядь земли вокруг убитого, обернулся и взглянул на склон рва, по которому они с Вышатой только что спустились.

— А меч Драгомиров где? — вдруг спросил он. — Поди, себе забрал? Клинок у него что надо был, добрый. Не пропадать же добру!

— Да как-то не до того мне было, — смущенно ответил Вышата. — Я ведь не хотел убивать, защищался. А когда понял, что убил, все как в тумане.

Дмитрий встал и, поправив ворот своей бобровой шубы, подошел к гридню. По выражению блеклого лица воеводы было видно, как много вопросов повисло у него в голове.

— Ну ка еще раз расскажи мне: как так вышло, что вы здесь очутились, почему поцапались? — строго спросил он.

— Да говорю же, были в дозоре вдвоем, в Струпном конце. Обошли пару улиц, зашли в корчму. Там выпили браги. Драгомир лишку принял и озверел. Уж и не помню, что его взбесило. Но всем известно: он, когда во хмелю, дикого вепря страшнее…

— Ясно, ясно, и дальше все по порядку, — усмехнулся Дмитрий. — Ну да ладно. Где дрались-то? Место покажи мне.

— Да я точно и не упомнил. Говорю же, после того, как… Словом, струхнул я порядком, не знал, что делать. Как будто не я был, а кто-то меня направлял.

— Думаешь, бес в тебя вселился? Тогда чего же ко мне пришел? Тогда тебе к пресветлому митрополиту, к нему на суд. Он из тебя бесов выколотит: как кадилом по башке огорошит — они и выскочат все, словно косточка из горла. Ну а ежели не выскочат, уж не взыщи — пощекочет тебе пятки на костерке. Сам ты, ясно дело, в уголек превратишься, зато душу свою спасешь. Ну так что, хочешь, чтобы тебя как ратника судили или как бесноватого, друже?

— Нет, воевода, постой! Не бесноватый я, вот тебе крест! — гридин перекрестился и указал наверх, — Вон там, там дрались, у моста.

— Ну пойдем!

Они кое-как вскарабкались по скользкому насту. Позвякивая стальными кольцами, один из дружинников протянул дворскому воеводе руку, когда тот чуть не поскользнулся на самом верху. Но Дмитрий лишь стукнул своим красным остроносым сапогом оземь, будто решил пуститься в пляс, и сам удержал равновесие.

— Что я тебе, баба или дитё, чтобы за ручку меня водить? — недовольно сказал он. — Нашли что-нибудь? Следы, оружье, кровь?

— Да, воевода, — ответил дружинник, угрюмо глядя из-под высокой остроконечной тульи стального шлема. — Вот, смотри!

Сделав пару шагов в сторону, воин указал Дмитрию на оголившийся от снежной каши клочок земли, к которому вели следы копыт и тележных колес.

— Здесь явно телега подкатила, — продолжил ратник. — Но конь, видать, запряжен был боевой. Тягловых так не подковывают. И еще, глянь вон, кусок овечьего меху, видать, в крови перепачкан.

Опустившись на корточки, воевода поднял меховой клочок и пристально его изучил.

— И к бабке не ходи, обрывок этот от драгомирова тулупа, — сказал он и покосился на Вышату. — Выходит, сюда ты его уже покойного привез, а когда его сгружал, об грядку тележную кусок тулупа и ободрал. Так ведь?