— Ну как, удобно на месте княжеском? — протрубил до боли знакомый голос, заставив воеводу встрепенуться. Дмитрий резко вскочил, повернулся на голос и оторопел.
— Княже! Ты откуда здесь?
— Да ладно тебе! Сиди, сиди! По правде, ты один этого места и достоин. Но чертов устой, престолонаследие! Знаешь, раньше бы никогда такое вслух сказать не осмелился, но теперь могу — нечего мне боятся. Не по рождению — по делам да по уму преемника назначать надобно.
Невер подошел к воеводе, улыбнулся и дружески хлопнул его по плечу.
— Рад снова видеть тебя, друг! — сказал он.
— Да как же, ведь…
— Давай не будем о грустном! Времени у нас и так совсем в обрез. Выглядишь ты, брат, неважно. Когда спал-то в последний раз? — поинтересовался Невер, по обыкновению поглаживая свою короткую, подернутую сединой бороду.
— Да уж не до сна, князь. Княгиня Белослава горем раздавлена, затворилась в Ладноро-Печерской обители. Княжича еще в столице нет, церемония только готовится. Должен же кто-то порядок блюсти, а то, не приведи Господь, найдутся паразиты — замутят бунт. Или враг вдруг нагрянет, а оборонить княжество некому. Как тут спать-то спокойно? Ты, князь, лишил меня сна, оставил нас. На кого оставил-то?
— И ты решил вслед за мной пойти, себя уморить? — с досадой спросил Невер. — Не повторяй моих ошибок, ведь плоть — не сталь. А кого ты немощный оборонишь? Иди домой, жену приголубь, выспись как следует. И не смей перечить! Это последний мой тебе княжеский приказ. И нос не вешай. Ты еще никогда ни меня, ни землю родную не подвел. И сейчас не подведешь.
— Да как не печалиться? Всю жизнь, князь, с тобой рука об руку шли. Били врагов, строили державу, горе и радость делили. А теперь вот раз — и нет тебя.
— Так тем паче будь тверд! На тебя надежа вся, как всегда. А помнишь, помнишь тот день, как встретились с тобой, мальчишками?
— Да как уж тут забудешь, князь?
— Брось ты, хватит «князькать». Друг я тебе, брат, а ты мне. Да, славное время было. Как ты того вепря с двадцати шагов в глаз стрелой сразил! Тебе ведь всего девять годков тогда было. Я жизнью тебе с малолетства обязан! Ежели бы не оказалось вас с батюшкой в том лесу, распорол бы мне зверюга живот, и лежал бы я с кишками наружу. И что толку, спрашивается, от всех ловчих до дружинников? Лишь ты, девятилетний молокосос, самим Господом мне тогда послан был.
— Да ну тебя, князь… Брат, — исправился Дмитрий. — Долг этот ты сполна заплатил на поле ратном, когда спину своему слуге верному прикрывал.
— Кстати, как батюшка твой, жив-здоров?
— Слава Богу, жив. Так и живет в Ловье, зверя бьет. Хвор, взор подводит. Но сколько к себе ни звал, не хочет. Говорит: «сам живи в своем вонючем гадюшнике, а мне средь охотников да лесов место».
— Ну, его воля. Небось гневается на меня, что забрал тебя к себе во служение?
— Сперва гневался, а потом … А черт его знает. Мы видимся редко, до и болтать старик не мастак.
— Слушай, я вот зачем пришел-то, — князь на мгновенье смутился, потупил глаза. — Яромир… Ты, наверное, и сам понимаешь, что не готов он… Мальчишка еще. Боюсь, дров наломает, и сам сгинет, и княжество загубит. Но его я не виню. Моя в том вина. Что уж говорить, отец из меня никудышный был. Все думал: вот завтра начнем сначала, с чистого листа. Скажу ему, что люблю его, что горжусь им, начну учить землей управлять. Но каждый раз то одно, то другое. То он опять проказу выкинет, то в княжестве что стрясется, и не до того. В общем, главного я так и не сделал — наследника себе не подготовил. И сына не воспитал. Брат, стань отцом ему и учителем, во имя нашей дружбы. Своих ведь детей у тебя нет. Прошу, научи его, как быть князем и человеком чести! Стань опорой ему, наставником! Защити от бояр, а главное — от князьков удельных. Ведь все они старше Яромира. Не умри мои братья раньше меня, кто-то из них сейчас на стол великокняжеский сел бы.