Но сейчас даже здесь все было относительно тихо и спокойно. Конечно, торговцы по обыкновению горланили в своих лавках — на сеяжском, иррозейском, вирейском, праденском и, Бог знает, каких еще языках, зазывая покупателей и воспевая товар. Как всегда, скрежетали тележные колеса, и цокали по гладко стесанным сосновым плахам копыта тягловых лошадок. Но все это совершалось вполсилы. Точно огромное торжище, как вдоволь нарезвившееся дитя, притомилось и стало клониться ко сну. Никаких кулачных боев, скоморохов, музыкантов и танцующих у шеста медведей. Расталкивая толпу, княжьи гридни с хмурыми физиономиями рыскали здесь и там, поблескивая кольчужными рукавами и подолами, что выглядывали из-под их грубых меховых тулупов.
Совсем недавно в Святой Варваре отслужили панихиду по великому князю Неверу. Весть о его скоропостижной кончине мгновенно замутила столицу и все княжество, будто брошенный в воду булыжник. Долгое время колокола надрывались буквально повсюду; их тревожный звон проникал в каждый дом и уголок, и даже в погребе от него было не укрыться.
А потом город затаился, скорбя и одновременно ожидая другую, на этот раз радостную церемонию — вокняжение Яромира Неверовича. Вот уже несколько дней княжич находился в родовой вотчине Куницын Бор неподалеку от города. Оттуда ему вскоре предстояло отправиться вместе со своей охранной дружиной обратно в столицу, чтобы торжественно занять престол. До того самого момента вся власть находилась в руках княгини-регента Белославы. Но, вне себя от горя, она потеряла всяческий интерес к мирской жизни. Ушлый городской люд сразу заподозрил что-то неладное. Сплетни и домыслы рождались быстрее, чем множились во время мора крысы.
— Да нет уже и княгини в живых, спаси Господь душу ее! Сперва дочь ее, княжну Алену, разбойники умертвили. Потом сам княже великий почил. А теперь и Белослава. Ясно дело, проклятие на них, на всем роде княжьем, проклятье лютое.
— Иди ты! Белены объелся? Побойся Бога, такую ересь про род княжий нести!
— Да говорю тебе, даром что ли уж с седьмицу о Белославе никто ни сном, ни духом? Да как же так, в такую пору она и носа из дворца не кажет? Нету ее уже средь нас. Да и княжича скоро не будет, если уже не сгинул! Проклятье, ясно дело! Мало у них врагов смертных что ли?
— Нет никакого проклятья, — говорили третьи. — Видать, княгинюшка сама и отправила благоверного своего к праотцам! А сама упорхнула к дядюшке. Ведомо, что она императора вирейского племяшка! А Вирея давно над нами длань свою загребущую занесла — только и ждет случая удобного! Скоро под их ярмом ходить будем! Уж и не знаешь, что хуже — эти или кархарны.
— Да чтобы языки ваши скаредные отсохли! На княгиню великую такую напраслину злую возводить! Забыли, сколько она добра сотворила — и монастырям, и люду простому? Сколько раз закрома княжьи для люда в годы голода открывала, сколько учебищ книжных при церквах открыла. Да провалитесь вы к дьяволу на вилы!
Каких только речей не наслушался Вышата, слоняясь по торгу без дела, как неприкаянная душа. Ему «посчастливилось» попасть в те три десятка младших дружинников, что отрядил Дмитрий для охраны порядка на городских улицах и торжищах в этот короткий, но, казалось, бесконечный период безвластия.