Я принялась осторожно обходить чердак по часовой стрелке, открывая всё, что можно было открыть, и искала сама не знаю чего. Какую-то зацепку. Знак.

Осторожность и по возможности тишину я соблюдала не потому, что чердак казался каким-то страшным местом, а потому, что меня не покидало ощущение опасности, боязнь, что, пока я роюсь тут в хламе на чердаке, внизу кто-то прокрадётся в дом, и я даже этого не услышу и не успею среагировать.

А так чердак не представлял из себя ничего особенного.

Тут была какая-то старая пожелтевшая посуда, переложенная обрывками старых газет, совсем не интересных, в которых рассказывалось только о трудовых подвигах колхозников и бесконечных съездах коммунистической партии. Потёртый, видавший виды чемодан с побитой молью военной шинелью внутри. Хрупкие от времени ёлочные игрушки в рассыпающейся под пальцами в труху вате. Керосиновая лампа, покрытая копотью и ржавчиной. Стопка старых чёрных виниловых пластинок с русскими народными песнями. Мужская верхняя одежда: телогрейка, пальто и тулуп, всё затхлое и невзрачного серого цвета. Катушки суровых ниток, вперемешку пустые и почти не использованные, но только двух цветов: чёрного и белого. Чугунный утюг. Сломанный радиоприёмник, на который, похоже, наступил кто-то очень тяжёлый. Треснувшая губная гармошка. Пустые бутылки из-под пива. Пустые банки с покоробленными пластиковыми крышками. Зачем вообще это хранить? Всё было распределено совершенно бессистемно, сломанное рядом с целым, грязное рядом с чистым, мусор рядом с годным.

Никаких книг, никаких бумаг, никаких журналов и газет, которые можно было бы читать. Я испытала глубокое разочарование. Столько надежд возлагала я на этот чердак, столько опасностей меня подстерегало, пока я забиралась сюда и пока была здесь. И всё напрасно…

Некоторые ящики и коробки были вообще пустыми. Другие набиты бесполезным тряпьём, которому место только в мусорке.

Не сумев побороть брезгливость, двумя пальцами я вытащила длинное гобеленовое покрывало, и тут мне под ноги с глухим стуком, опять сильно напугавшим меня, вывалился бумажный свёрток. Судя по бумажной наклейке, он содержал в себе пятьдесят штук хозяйственных свечей. И действительно, это были толстенные белые свечи, припасённые, очевидно, на случай отключения электричества. Очень полезная находка. Хотя при нас ещё ни разу такого казуса не происходило, это вовсе не означало, что так дальше и будет продолжаться. К тому же сейчас вообще ни в чём нельзя было быть уверенным.

И тут я увидела ещё кое-что.

Эта коробка отличалась от остальных, обычных – картонных или фанерных, потому что была сплетена из бересты, как корзина. И, судя по краям, немного тронутым плесенью, коробке этой было немало лет, и до сухого чердака она хранилась в каком-то другом, менее приспособленном для этого дела месте. Пахла она сухой травой и немного тем запахом, который встречается в комнатах ужасов или палатках, гордо именуемых музеем восковых фигур, этих обычных аттракционов летних луна-парков, что открываются в каждом уважающем себя городке. Крест-накрест коробку обвивала толстенная просмоленная верёвка, почти шпагат, завязанная на два узла.