На кухне заработал холодильник. Но его привычный гул был каким-то успокаивающим в своей обыденности.

В окна лилось солнце, что меня немного приободрило. Поколебавшись, я оставила дома лом, а из сарайчика притащила стремянку. Папа уже использовал её, когда устраивал мне домик на яблоне.

Сарайчик, хотя и был старым, из источенных временем и непогодой досок, весь в щелях, но не выглядел пугающим. Наверное, из-за своих маленьких размеров: в него едва помещались кое-какие инструменты, пара ящиков, какая-то тачка, и, собственно, стремянка. В этой сараюшке даже спрятаться было негде. И спрятать что-то крупное тоже.

Я очень надеялась найти что-то полезное на чердаке. Какую-то подсказку, может быть. Мысль об этом позволяла мне отвлечься от других, кошмарных воспоминаний.

Лезть наверх было страшно. Во-первых, высоко, а стремянка как-то подозрительно шаталась. Во-вторых, я не могла отогнать назойливую мыль, что если вдруг какой-то недоброжелатель (я боялась думать, что это будет даже не человек вовсе) утащит стремянку, пока я буду на чердаке, то назад я уже никак не спущусь.

Раньше я всегда придерживалась принципа, что бояться надо не мёртвых, а живых. Мёртвых я и не боялась. То, что по-настоящему пугало, не было мертво. Но и не было живо. Или было?

Что это вообще такое?

Как объяснить логически? Как вообще объяснить?

И всё же я решилась исследовать чердак.

Но тут возникла новая проблема: дверца в потолке, закрывающая вход на чердак, была довольно тяжёлой. Я сначала думала открыть её одной рукой, потому что второй намертво вцепилась в стремянку, но так у меня ничего не выходило. Опасно балансируя, я упёрлась обеими руками, но проклятая дверца только чуть-чуть поддалась. Пришлось залезать на самый верх лестницы и давить не только руками, но и головой.

Когда дверца с неприятным скрипом откинулась, а я внезапно оказалась наполовину на чердаке, то чуть от неожиданности не сверзилась вниз. С колотящимся сердцем и мигом вспотевшими руками я осторожно забралась наверх, стараясь не отталкиваться ногами от стремянки, чтобы не уронить её. Приходилось постоянно напоминать себе, что помочь мне будет некому, и криков моих, скорее всего, никто не услышит.

Чердак был очень пыльным и нестрашным, хотя я уже вообразила себе обратное. Судя по всему, сюда не залезали много лет – с тех пор, как свалили всё ненужное из дома, что было жалко выбрасывать, но что никак не подходило для сдаваемого в аренду жилья.

Пахло нежилым помещением, пылью, нафталином, плесенью и старым деревом. С потолочных балок свисали серые от пыли пучки какой-то засушенной, кажется, ещё в прошлом веке травы.

Чердачное окошко давало достаточно света, чтобы разглядеть все эти коробки, сундуки, ящики, свёрнутый в рулон ковёр, обёрнутый какими-то грязными тряпками и для верности обвязанный пеньковой верёвкой.

Мне не хотелось далеко уходить от лаза, чтобы контролировать стремянку, но чердак необходимо было исследовать. В горле першило от поднятой мною пыли. Я пару раз крепко чихнула, как ни сдерживалась, до звона в ушах, и это сильно напугало меня. Наверное, с минуту после каждого чиха я замирала и прислушивалась. В доме было тихо.