– Понятно, – стебельки, их стало много, изобразили праздничный салют. – Знаешь, Адель, цветочных дев в этом мире, кроме тебя, еще парочка найдется, может, с десяток даже, но ни одну из них обе наши королевы одновременно не одарили. Хотя это тоже фигура речи. Не думаю, что Нобу и Алистер хоть какое-то дело есть до человеческих дел, или… Значит, так. Нам нужно как можно быстрее выяснить, кто и зачем нашему Мармадюку такой вкусный кусочек под нос положил. Рот закрой. Да, нам. Тебе тоже. Что значит – ни при чем? Случайно такими подарками людей не одаривают. Брось. Наврала тебе матушка покойница, не для здоровья. Ладно. Уберу стебельки, раз они тебя раздражают, лицо даже скрыть могу. Не надо?

Я давно потеряла нить разговора. Ладно, разберемся. У нас ведь дел других и нет вовсе. Кушать только хочется. Опять.

Я сказала, что хочу возвращаться домой, выслушала подробную инструкцию и, не дожидаясь пробуждения Марека, поднялась с травы и зашагала в направлении города.

Разберемся. Вместе? Ну, пожалуй. Только по отдельности. Про болтовню с Болтуном я чародею пока рассказывать не буду. Потому что осторожность нужна, всегда нужна. И если подумать, меня обмануть пытались, использовать. Как-то вовсе на искреннее отношение не похоже. Вот и я схитрю.

Значит, вчера Марек попытался в какую-то магическую лабораторию проникнуть, за тем в палаты ехать и согласился. Лаборатория… В ней Караколь, наверное, с вышними сферами общается. Не пустил. Я бы тоже не пустила. Ой, да кого я обманываю?

– Адель, подожди! – растерянный донельзя Марек догнал меня уже на дороге. – Что случилось?

– А я знаю? – изобразила я натуральное удивление. – Сидели с тобой, беседовали, тут ты зевать начал и уснул.

Марек посмотрел на солнце, потер глаза:

– Надолго? И ты меня разбудить даже не попыталась?

Я развела руками:

– Как добрая хозяйка, панна Моравянка позволила своему прилежному работнику отдохнуть.

– Мы, кажется, недоговорили?

– А я передумала, воспоминания твои мне особо не интересны.

Марек не обиделся, зато возжелал крошечный такой поцелуй, оплату за откровенность. Ну и что, что непроявленную. Он готов был, награды достоин. Я сообщила, что, во-первых, никаких поцелуев никому не обещала, а во-вторых, нечего ко мне при людях лезть, в городе уже, стыд какой.

– Доброго денечка, пан Рышард!

Горожанин нам поклонился, выдул в знойный воздух колечко вонючего дыма. Марек задержался возле рышардового крыльца, чтоб перекинуться парой слов.

В трактире на стойке меня ждал конверт, Гося с Петриком внимательно наблюдали, как я ломаю нарядную сургучную печать, достаю сложенный вдвое листочек.

– Чего там, панна Моравянка?

– Приглашение от бургомистра. Завтра в его хоромах торжественный ужин для гостей.

– Завтра?

Вбежавший в залу Марек успел услышать последнюю фразу, выхватил у меня листок, прочел:

– А почему я о приеме ничего не знаю?

– Может, тебя не пригласили? – предположила я невинно, забрала послание и пошла к себе, рассказать теткам. – Работайте, лентяи. Вон за тем столиком пан уже битый час в пустую кружку смотрит.

Гося захлопотала, я продолжала раздавать указания с лестницы: