Я вытерла ладонями щеки и ступила в круг.

– Красавица, – зашелестело отовсюду, – нет таких больше. Волосы как шелк, кожа – мрамор, очи – звезды, зубы…

Немедленно полегчало, лесть – она для девичьей души очень приятна, даже когда понимаешь, что это всего-навсего лесть. С четверть часа я стояла в центре площадки, слушая комплименты. Умна, величественна, прекрасна. Все у тебя хорошо будет, венец княжеский, деток пятеро, муж работящий. Всё ты правильно сделала, всё. Выхода другого не было, потому себя не кори. Тем более чародей сам браслет напялил, сам. И теперь тебя любит, без разницы, что от артефакта, чувство сильное, полезное. Да как такую красавицу не любить? Волосы как шелк…

Камни хвалить умели, правда, только незамужних панн. Стоило девице замуж выйти, сколько бы лет ей при этом ни было, льстивый шепот она слышать переставала. Проверяли уже многократно.

Насладившись незаслуженными похвалами и пустыми обещаниями, я повнимательнее рассмотрела валуны. Как обычно бывало в преддверии праздника, их поверхность украсилась сероватым орнаментом, в ночь Медоточия эти линии превратятся в сочащиеся жидким огнем трещины. А потом еще и картинки всякие покажут. Вот даже сейчас, если присмотреться…

– Прекратите! – прихлопнула я ладошкой начавшую проявляться похабщину. – Это на праздник!

Многоголосый вздох, изображение осыпалось яркими безвредными искорками. Вот и правильно, так и должно быть.

– Воюешь? – спросил Марек, когда я вышла из круга.

Он расположился на траве, прикрывался ладонью от палящего солнца.

– Чего за мной потащился? Дел больше нет?

– Потащился, – Марек кисло улыбнулся, – потому что совершенно без тебя места себе не нахожу. Любовь, Аделька, близости постоянной к объекту требует. А что касается дел… Тут же главное – организовать процесс, чтоб как вагонетка по рельсам все шло, без усилий.

Я вздохнула и побрела прочь от камней. Какой кошмар.

Да, именно он все организовал, и без него, наверное, все это быстро в упадок придет. Зачем ты настолько хорош, несчастный Мармадюк? Думаешь, я не страдаю? Только не от любви, от вины.

– Моравянка, – нагнал меня чародей, – раз ты, кажется, гнев на милость сменила, приголубь меня, влюбленного бедняжку.

Говорил Марек жалобно, но, осмотрев эту хитрую рожу, я фыркнула и выдернула руку из цепкой мужской хватки.

– Обойдешься!

В город возвращаться не хотелось, я спустилась к реке, набрала в руку прибрежных мелких камешков, стала бросать их в воду. Марек грустно постоял, повздыхал. Его общество меня тяготило. А он, как будто нарочно, умножал мою вину.

– Однажды, – начала я, прервав затянувшееся молчание, – медоточивые камни мне любопытную картину показали. Они, знаешь ли, самые потаенные наши страхи наружу тащат. На этой картине девицу, невероятно на меня похожую, некий чародей жрал. Просто так, как будто обедал.

Неприятные воспоминания заставили поморщиться, я зябко обхватила себя за плечи:

– Понимаешь? Это мой ужас, он с самого детства со мной.

– Что, прямо за столом ел? – заинтересовался Марек.

– С салфеткой и столовыми приборами.

Марек расхохотался и попытался меня приобнять.