– Вот ты, Адель, селянка дремучая! С ножом и вилкой? Ты именно так все это себе представляешь?
– Ну так просвети, – не стала отстраняться я. – Как это делал бы ты, не будь связанным артефактом?
– Ты стала бы цветком, милая, белоснежным эдельвейсом, и… – В голосе Марека слышались мечтательные нотки, его пальцы гладили мою кожу в вырезе блузки, жаркое дыхание обжигало щеку. – Но это теперь неважно, нежная моя девочка. Неужели я совсем тебе не нравлюсь? Ты же хочешь меня, Адель, я знаю… Мы с тобой на всю жизнь связаны, так зачем откладывать приятный миг соединения? Я ведь страдаю, милая, ты обязана мою жажду утолить. Не ту, волшебную, а вполне человеческую, мужскую… Ты меня подчинила, ты за меня в ответе…
Мы не разжимали объятий, но я понемножку, шажок за шажком, теснила чародея к реке. Когда он отстранился, чтоб развязать шнуровку моей жилетки-корсета, я изо всех сил толкнула его в грудь. Марек сорвался вниз, полетел в ледяную воду.
– Остынь, пан пришлый! – крикнула я весело, наблюдая, как он барахтается. – Ну или голод свой мужской как-нибудь без меня утоли.
Он с трудом вскарабкался на берег, по-собачьи отряхнулся, уточнил, как именно я себе это утоление представляю, и, не получив вразумительного ответа (лучше б промолчал, честное слово!), расхохотался:
– Тебя, Аделька, очень забавно воспитали. Знаешь, в древности женские ордена были, где юных дев не к жизни, а к войне готовили. Ты точь-в-точь как те девы, только со сковородкой.
Я улыбнулась: все правда, воспитали из меня настоящую Берегиню, и никто не жаловался, кроме получивших по макушке сковородой.
– К тебе же память от моего удара вернулась, – вспомнила я ночную драку, – расскажи.
Марек хитро прищурился:
– А награду за правду я получу? Ну хоть крошечный поцелуй? Тогда ладно.
Я награды не обещала, но и не возразила. Марек еще потянул время, повел меня прочь от реки, усадил в сухой сочной траве, сел напротив, скрестив ноги, уперся ладонями в колени:
– С чего бы начать? Пожалуй, надо издали…
Чародей растерянно заморгал, зевнул и, к моему невероятному удивлению, завалился на спину.
– Что происходит? – Приподнявшись, я посмотрела на сладко спящего парня.
– Мармадюк привык дурочкам головы морочить, – сообщил незнакомый тенорок. – Расслабился в вышних сферах. Феи, между нами, особым умом не отличаются. Адель? Ты меня слышишь? Рукав ему закатай.
Свободной от обережной дули рукой я обнажила мужское запястье. Браслет блестел на солнце, на гладкой пластине виднелось круглое личико, не человеческое, а как будто нарисованная ребенком рожица, глазки-кружочки посмотрели на меня, ротик зашевелился:
– Болтун, к услугам прекрасной панны. Тьфу на тебя!
Это я засунула кончик указательного пальца в ротовое отверстие артефакта.
– Простите. То есть извини, – исправилась я, решив браслету все-таки не «выкать». – Ты можешь говорить?
– Эти болваны из канцелярии решили, что могут лишить меня, высший артефакт… Впрочем, – Болтун вздохнул, – слышать меня пока можешь только ты и то, когда мой хозяин спит. К счастью, погрузить Мармадюка в сон для меня не представляет никакого труда.