– Когда в город явилась фата Флоризея?
– Когда я понял, кем раньше была панна Моравянка, до того, как я разрушил плетение ее судьбы и лишил настоящих родителей.
Этельбор обнял ученика за плечи:
– Я знаю, мальчик. Мы не можем исправить прошлое, поэтому…
– Поэтому я собираюсь теперь достойно принять наказание за все допущенные ошибки. Мармадель будет счастлива, Болтун присмотрит за ней, я велел ему потихоньку изменить чувства девушки, избавить ее от наколдованной влюбленности. Он подтолкнет Адель к разгадке тайны ее рождения, и графиня займет полагающееся ей по праву место, встретит достойного мужчину…
Звезды над головами чародеев вспыхнули, слились в ярчайшее бескрайнее облако.
– Мне пора, учитель. Передайте поклоны и благодарности старине Броку и моей фате, дарующей имена, Леонидии. Расскажите, что Мармадюк все-таки встретил свою Мармадель и…
Голос ученика истаял, растворился в пылающем небосводе, Этельбор еще некоторое время просидел на перильцах балюстрады молча, выбросил огрызок яблока, вздохнул: «Мальчишка!»
И когда небо опять потемнело и украсилось звездами, под ним уже ничего не было: ни великого мага Этельбора, ни перил, ни балюстрады, даже река Забвения исчезла нести свои воды в другом времени-пространстве, что с волшебными реками случается сплошь и рядом.
Зима в этом году выдалась суровая, я такой не припомню даже. Все предгорья священного Авалона засыпало снегом, а быстрые реки сковало льдом. Болтун не уставал ругать легкомыслие старых дев, которым на месте не сидится, хотя бы до весны, хотя бы до первых оттепелей.
– Ничего с твоим Мармадюком еще за пару месяцев не случилось бы. Что магам время?
Примерно то же пытался донести до меня пан Килер, когда Моравянка решила покинуть вольный Лимбург в разгар самой свирепой зимней метели.
– Обожди, Адель, – увещевал фахан. – Мои прошения, поданные в вышнюю канцелярию, вот-вот достигнут цели, тебя пригласят, наказание лорду Мармадюку будет пересмотрено.
Но разве меня уговоришь, когда я точно знаю, как и когда именно нужно поступать? Караколь сдался. Мы с ним долетели до самой грани человеческого мира, и теперь я брела, увязая в сугробах, по территории, принадлежащей существам волшебным.
Высокие сапоги с набитыми на подошвы гвоздями, меховая шуба, шапка, рукавицы, под одеждой с десяток крошечных грелочек, изготовленных ловкими руками Яськи. Удобные вещицы, полезные. Болтун не мерз вообще, но это не мешало ему постоянно жаловаться на холод и неудобства путешествия.
– Первым делом, – грозился он, – я попрошу Мармадюка тебя от меня освободить, то есть наоборот, меня от тебя. Ты, Моравянка, просто проклятие какое-то, а не покорная раба. Почему ты меня не слушаешься? А?
На обед и ужин у меня было вяленое мясо, вместо запивки я жевала снег, спала, закутавшись в свою шубу, где сморит сон. А чего? Если в сугробе что-то вроде норы боками примять, так и не замерзнешь. Медведи же не мерзнут. Не проснуться нисколько не боялась, с таким-то громогласным будильником.
– Севернее сегодня возьмем, – решил Болтун, когда очередным утром, условным утром, потому что время в волшебных пределах определять не получалось, я выбралась из своей норы. – Чую, уже близко.