Этельбор негромко хрипловато рассмеялся:

– Наш хозяйственный цверг.

– О, до этого тоже дойдет речь. – Мармадюк бросил в воды Лимба вишневую косточку. – Я сиганул со скалы в новую жизнь, забыл вообще все и выбрался на берег юным болваном.

– То есть, кроме потери памяти, вообще ничего не изменилось.

– Можно и так сказать. Это было прекрасно! Яркие краски и звуки, непривычные ощущения, две прекрасные волшебные феи, которых я тоже не вспомнил.

– Пока ты бултыхался в водах забвения, Асмодия с Флоризеей готовили свою месть?

– Да, учитель. Они разыскали в человеческом мире мою Мармадель. Бедняжка лишилась родителей в пожаре и почти погибла.

– В этом ты винишь себя? – хмыкнул Этельбор.

– Мой поступок разрушил плетение многих судеб. К счастью для Мармадель, она нужна была обиженным фатам. Они передали малышку тарифской Берегине. Да, девы напоили младенца росой двух волшебных цветов, сделав ее лакомым кусочком для всех волшебных созданий, но озаботились также и безопасностью бедняжки. Помните хрустальный гроб старины Брока? И сковородка! Этот цверг переплавил мою силу в простецкую кухонную утварь. Каково?

Этельбор одарил ученика внимательным взглядом:

– Именно поэтому на суде ты не стал требовать наказания для Флоризеи с Асмодией? Потому что решил, что защитные артефакты Мармадели передали они?

Мармадюк приподнял брови:

– Я ошибся?

– Да, мальчик. Твоим обиженкам не пришло бы в голову проявить осторожность. И как, позволь тебя спросить, они уговорили бы Брока поделиться своим ценным имуществом?

– Тогда…

Этельбор махнул рукой:

– Отправишься к цвергу с драгоценными подарками, когда твое наказание подойдет к концу. И не забудь прихватить с десяток занимательных историй для фаты Леонидии. Но вернемся к нашей. Она замерла на моменте, когда молодой и глупый Мармадюк оказался на берегу Лимба в обществе прекрасных созданий.

– Марек, меня звали теперь именно так. В прекрасном обществе пробыл я недолго, заскучал. И фаты отпустили меня к людям, напутствуя, что, если я буду держаться реки, рано или поздно повстречаю свою судьбу, верну память и силу. Юному болвану очень хотелось всего вышеперечисленного. И он пошел. И нашел… Первый взгляд, поворот головы… Кстати, учитель, ваше презрение к моим талантам менестреля несколько обидно. Моравянка, Адель, прекрасная трактирщица… О, какая женщина! Вы бы видели, как лихо она крошит лессеров сковородкой Брока! Да и голыми руками моя панна может как свернуть челюсть незадачливому поклоннику, так и вернуть немного памяти чародею.

– Лимбург, пряничный городишко под опекой его высочества Караколя?

– Толковый фахан оказался. Даже удивительно, почему мы с ним раньше не подружились.

– Мне больше удивляет, что он не овладел твоей цветочной панной в тот же момент, как ее увидел. Хотя о чести темнейшего Караколя ходят легенды.

– Равноценной его неудачливости, – хохотнул Мармадюк. – Крысиному высочеству не повезло, что территория, где он проходит свое земное испытание, превратилась в сцену для представления о мести. Итак, экспозиция. Великолепная Моравянка, подготовленная мне в жертву, я, явившийся в город, фата Асмодия, полтора земных года притворяющаяся обычной горожанкой. Пьеса предполагалась кровавая. Изменщик Мармадюк поглощает цветочную деву, сжирает, как предпочитает обозначать процесс наша дева, в этот момент под светом софитом появляются обе прекрасные феи. Мармадюк узнает, что сожрал свою единственную, предназначенную ему судьбой. Что дальше? Маг полон сил и опять велик. Он непременно устыдится и попросит прощения у обиженных им фат, и они втроем, рука об руку и еще одну руку, уходят в вечность наслаждаться любовью. Не смейтесь, учитель, именно так все и планировалось. Флоризея еще до ареста рассказала мне, какой замечательный и романтичный план мы с его крысиным высочеством скудоумно разрушили.