– Тетечка Рузечка, держите свое взрывучее зелье наготове, на всякий случай. Гражиночка… Ясна, не бойся, как только приблуда наружу вылезет…
Говорила я невнятно из-за пальца во рту, прикусила, поморщилась от резкой боли и соленого вкуса крови. Ну давай, покажись. Хорошо ведь пахнет? Вкусно?
Стряхнув на ковер алую капельку, я прижала к ране зеленую пастилку. Ясна тоненько вскрикнула, изогнулась, ее тело скрутило судорогой, бурая бесформенная тень выползала наружу, осторожно шевеля отростками-щупальцами. Рано, пусть покажется целиком.
– По носу бей, – сказал Болтун, – то есть по клюву.
– Чего? И где тут у нас, простите, клюв?
– Появится. Все создания Флоризеи на птиц похожи, пунктик у нее, благодаря одному нашему общему знакомому.
Злыдня с шлепнулась на пол, захлюпала по небольшому паркетному пятачку, секретарша с ужасом и отвращением провожала ее взглядом. Шупальца, теперь похожие на длинные вороньи перья, осторожно потрогали край ковра, втянулись, слизистый ком стал трансформироваться. Эй, пан противный, нюхать будем? Нос-то покажи! Ого! Действительно, птица. Только не ворона, а… Попугай?
– Большое впечатление лорд Мармадюк на влюбленных в себя женщин производит, – браслет сжался. – Ну, чего застыла? Лупи! Или ждешь, пока это… крови твоей отведает?
Попугай опасным не выглядел. Обычная птица, крупная только. Белоснежный хохолок, розовые складчатые лапки, черный клюв и глаза, тоже черные, как…
– На Марека похож, – сказала Гражина.
– Потому что Мармадюк в птичьей ипостаси именно так и выглядит. Он ее, к слову, любит, Адичку вашу…
Попугай прошествовал по ковру, посмотрел вниз, наклонив голову, занес клюв. Тук! В ковре дырища, из нее торчат шерстяные ошметки и щепки раскуроченного паркета.
– Тук! – сказала птица и лихо сплюнула налипшую на клюв ниточку. – Дура!
– Сам дурак! – ответил за всех присутствующих женщин браслет. – Ну, Аделька, дождалась? Говорил же, лупи! Нужно было его раньше развоплощать, до того, как он крови твоей отведал.
– Кр-р-ровь! – согласился попугай. – Кр-р-ровища!
И, взмахнув крыльями, пролетел сквозь Гражину к стоящей в углу ширме, сел, обхватив когтями планку каркаса и стал спокойно чистить перышки.
– Сейчас уже поздно? – уточнила я.
– Можешь стукнуть, – разрешил Болтун. – На кухню потом отнесешь, попугаев пани Марта еще, наверное, не готовила. Рот закрой, Моравянка. Да, из-за твоего попустительства темное проклятие обычной противной птицей стало.
– Тук! – подтвердил попугай. – Кровища! Сахарку!
– Можно его покормить? – Тетки приблизились к ширме, Рузя достала из складок савана пыльное обгрызенное печеньице.
– А мне одеться, – подала голос из-под одеяла панна Ясна, – и потом уже поесть?
Тук хрустел печеньем, сообщал теткам, что он хор-р-роший и обзывал моих родственниц дурами, Болтун болтал, обвиняя меня в непригодности к убийствам, если объект хоть немного на любимого Мармадюка похож, я бросала из гардеробной на кровать свою одежду для Ясны, потом одевалась в расшитый стеклярусом хороводный нарядец. Между прочим, абсолютно самостоятельно, помощница слишком увлеклась нашим новым питомцем.