Однако на селян всех имевшихся сословий словно некий гипноз напал. Почтмейстер в парадной форме торжественно отдал рапорт. Царевна взирала по сторонам довольно милостиво, правда, небольшое замечание все же сделала: по ее мнению, в селе слишком много собак, облаявших ее коляску при въезде.

(Один из верноподданных, далеко не самый бедный обитатель села, услышав такое, тут же кинулся домой и велел передушить всех своих собак, причем не уличных бродяжек, а элитных псов бойцовской породы, славившихся на всю округу, – в тех местах увлекались собачьими боями. О чем потом, правда, горько сожалел.)

Потом высокая гостья повелела незамедлительно собрать сельский сход. Собрали вмиг. Тогда приезжая произнесла короткую, но очень патриотичную и эмоциональную речь. Напомнила, что в это самое время в окопах сражаются храбрые русские солдатики, что она сама, можно сказать, только что с передовой и своими глазами видела нехватку многого. А потому она призывает немедленно организовать денежный сбор, пожертвовать, кто сколько может, на борьбу с врагом.

Слушали ее внимательнейше, а некоторые так умилились, что встали на колени. Староста с выборными от «опчества» бросился собирать деньги, а царевну тем временем пригласили откушать чем бог послал.

И местные купцы, и интеллигенты, и уж тем более тот самый фабрикант Бендер, хоть и провинциалы, имели некоторое представление, как воспитанные люди ведут себя за столом в обществе себе подобных. Поведение царевны противоречило и минимуму застольного этикета: она уселась за стол, не снимая пальто, со столовыми приборами управлялась крайне неуклюже, бутерброды в рот пихала руками, с соседями разговаривала с набитым ртом. Самое смешное, что и после этого зрелища никто не забеспокоился и не засомневался: гостья, старательно жуя, как-то ухитрялась всех уболтать.

Первым мысленно сыграл тревогу парень простой, обычный сельский урядник, приглашенный за стол в качестве самого высокого здесь чина местной полиции. Когда «великая княжна» прочистила нос пальчиком, а потом безмятежно вытерла его о скатерть, он не выдержал. Никогда не видел царевен, но, скорее всего, подозревал, что они должны вести себя как-то иначе.

Потихонечку выскользнул из дома и послал верхового к начальству – уездному исправнику. Тот прискакал, когда ужин еще не кончился. И без особого трепета поинтересовался у высокой гостьи, как раз выходившей из-за стола: а не найдется ли у нее какого-нибудь документика, удостоверяющего личность?

Гостья изволила разгневаться не на шутку и принялась стращать, что вмиг отправит наглеца в окопы, на передовую. Исправник оказался не робкого десятка: еще раз потребовал документы, а когда и на сей раз их не увидел, без церемоний объявил, что задерживает «высокую персону» до выяснения личности.

Задержали. С помощью женщин обыскали. Под пальто оказалось грязное, заношенное до дыр платье и такое же белье, а в карманах – паспорт на имя крестьянки Базарновой, двадцати шести лет, а также деньги – шестьдесят два рубля с копейками.

Тут уж ее начали допрашивать без тени великосветского этикета, соответственно обозначенному в паспорте крестьянскому сословию. Она быстро призналась, что подобную аферу – сбор денег для «героических солдатиков» – уже успела провернуть в нескольких соседних селах, по одной и той же методике: сама посылала телеграмму, а потом возникала… чуть было не написал «во всем блеске», но вот блеска-то как раз и не было, наоборот…