Кое-какие меры губернское начальство все же предприняло, но не карательные: по уезду разослали лекторов, и те старательно втолковывали крестьянам, что до Юпитера добраться нереально, что расположен он очень уж далеко (как говорится, три года скачи – не доскачешь), и вообще, никто еще не доказал, что Юпитер пригоден для жизни.
Крестьяне им не перечили, чтобы не иметь новых неприятностей с властями, кивали-поддакивали в том же стиле: «Оно конечно… Мы люди темные…» Но, по данным полиции, среди несостоявшихся переселенцев еще долго втихомолку кружили разговоры: «Начальство это дело с переселением на Юпитер нарочно зажимает, поскольку многие бы согласились уехать, а тогда не с кого было бы налоги драть и некого в солдаты забирать»…
Несомненная доля юмора присутствует и в истории с подменной тюремной сиделицей, случившейся в Коломне в 1892 году.
История была, можно сказать, житейская: крестьянку Муравьеву обвинили в краже коровы. Обвинение было ничуть не надуманное: корову при обыске нашли у Муравьевой в хлеву и в то, что сама приблудилась, как-то не поверили. Дело было ясное: особо не рассусоливая, судья приговорил Муравьеву к шести месяцам исправительного отделения тюрьмы. Нравы в Коломне, должно быть, царили патриархальные: судья не стал тут же отправлять ее в тюрьму под конвоем, а отпустил в родную пригородную деревню, чтобы она собрала необходимые вещички и сама явилась в городское полицейское управление.
Ну, вскоре она в управление с узлом и пришла, объяснила дежурному, что к чему. У дежурного уже лежало судебное предписание на ее счет, а потому он без всякого интереса вызвал старшего городового Матюнина и велел ему вместе с напарником отвести осужденную в тюрьму.
Они и отвели. Дело было настолько мелкое и незначительное, что о нем практически моментально забыли. А через четыре месяца к приставу явился тот самый городовой Матюнин и доложил: по Коломне ходят слухи, что Муравьева разгуливает на свободе, ее видели даже на рынке. Он сам сходил на рынок проверить, и ему то же самое рассказали.
Пристав на всякий случай послал запрос в тюрьму: не было ли у них в ближайшее время побегов и где сейчас пребывает арестантка Муравьева? Из тюрьмы не без удивления ответили: побегов сто лет не было, все заключенные, в том числе и Муравьева, на месте, в полном соответствии со списком.
Пристав, видимо, был служакой дотошным и для полной верности отправил домой к Муравьевой наряд городовых, чтобы осмотрелись на месте, как там обстоит и откуда растут ноги у столь упорных слухов. Городовые с превеликим удивлением… обнаружили Муравьеву дома, за обычными домашними хлопотами. Получалось, что каким-то чудесным образом Муравьева ухитрилась раздвоиться: в одно и то же время и в тюрьме сидела, и дома по хозяйству суетилась.
Городовые в чудеса не верили – тут же арестовали Муравьеву и повели в управление. Муравьева не запиралась: на первом же допросе созналась, что вместо нее в тюрьме сидит ее тетка Кудрявцева. А помог совершить подмену не кто иной, как Матюнин, с которым они до того были давно знакомы. За двадцать рублей пообещал обстряпать дело так, что никто и не придерется. Муравьева якобы сразу же отдала ему пятнадцать рублей (остальное обещала потом), а сама кинулась к родной тетке Кудрявцевой и упала ей в ноги, умоляя отсидеть за нее полгодика – по-родственному, так сказать. Упирала еще и на то, что у нее самой – хорошее хозяйство, которое теперь останется без присмотра, а Кудрявцева, вдовствуя, хозяйства практически не ведет, живет одна-одинешенька, единственную взрослую дочь давно выдала замуж.