– Володя, а я сознался!

«Володя» и тут сохранял спокойствие. Лишь бросил сквозь зубы:

– Ну и прохвост!

Отца Владимира лишили сана и приговорили к полутора годам арестантских работ. О судьбе остальных участников событий Кошко не пишет, но, зная нравы того времени, можно произвести реконструкцию. Афонов с Ивановым наверняка получили по суду какую-то мелочь. Поскольку брак оказался незаконным, ветреную и романтическую Наташу, несомненно, вернули в родительский дом. Что до кучера, с ним либо душевно поговорили в сыскной полиции, убедив убраться подальше и забыть о девушке (в сыскной убеждать умели), либо тоже дали какую-то мелочь.

В общем, не так уж и не прав был подвергшийся рэкету купец, когда говорил о вредном влиянии «романов» на романтических девиц.

Сыщики на деревьях, согласитесь, оригинально. Однако Кошко сплошь и рядом применял нестандартные методы – с нешуточной выдумкой. Еще во время его службы в Рижской сыскной полиции. Чему свидетельством – два случая из тех времен.

В местном кафедральном соборе с иконы Богоматери украли большой бриллиант. Все следы вели к церковному сторожу, жившему там же, при соборе, в подвале. Сделанный у него обыск результатов не дал, но Кошко выяснил, что сторож однажды уже отбывал тюремное заключение за кражу. Арестовал, за пять дней трижды вызывал на допросы, хотел втянуть в долгие разговоры, поймать на противоречиях, но сторож избрал неглупую тактику: попросту молчал, как рыбка карась. Его жена, тоже вызванная на допрос, твердила одно: знать ничего не знает, ведать не ведает.

Однако Кошко тем самым чутьем опытного опера чуял: виноваты! И придумал не такой уж хитрый план. Вызвал двух агентов и объяснил задачу: завтра, в двенадцать дня, он вызовет сторожиху на очередной допрос и продержит не менее часа. В это время один из агентов отопрет отмычкой замок их комнаты, а второй, по фамилии Панкратьев, спрячется под кровать (Кошко сам участвовал в обыске и помнил, что под широкой двуспальной кроватью лежит целая куча старого тряпья) и пролежит тихо, как мышка, до восьми вечера, когда появится Кошко. А мужа он завтра же выпустит. Не может быть, чтобы супруги не поговорили о деле…

Все так и произошло. Нагрянув в восемь вечера к сторожу с двумя агентами, Кошко с порога громко крикнул:

– Панкратьев, где бриллиант?

К неописуемому удивлению супругов, из-под кровати вылез Панкратьев, весь в грязи и в пыли, и радостно рявкнул:

– В дровах, господин начальник!

И прилежно доложил:

– Залез я под кровать, пролежал с час, пришла женщина, за ней часа через два и мужчина. Поставили самовар, сели чай пить, напились, и женщина говорит: «Ты бы посмотрел, Дмитрий, все ли цело в дровах?» «Куда ж ему деться?» – отвечает он. Однако вышел, принес полено, поковыряли они его, осмотрели – все на месте. Жена говорит: «Ты б его оставил в комнате, оно вернее». А он: «Нет, не ровен час, – опять нагрянут…» И отнес назад. Вернувшись, он принялся с женой сначала смеяться и издеваться над вами, а потом пошло такое, что лучше и не рассказывать, господин начальник. Они, сволочи, пружинным матрацем чуть мне всю рожу не расцарапали…