Раскланялись со всем вежеством – как люди, хоть и не так штобы приятельствующие, но давно и приятно знакомые. Так что и побасенка та будто бы подтверждение получила! Не так, штобы и да… но ведь как удачно вышло, а?!

Несколько шагов всего сделали, оглядываясь постоянно на бывшево портового слесаря, который стал – легендой, ещё будучи слесарем! А потом как завертелось всё так…

… интересно, буквально вот сразу же ворвавшись в городской фольклор.

Лёгкая тросточка Ерохина как-то очень ловко ткнулась под кадык проходящему мимо мужчине несколько жидовского вида, обратным движением стукнула набалдашником по руке второго, потянувшейся под пиджак. Сам же Толя, не прерывая движения, сделал какое-то танцевальное па и оказался внезапно позади них…

… и вот они уже стоят со странно вывернутыми руками! А свидетели потом спорили… Было? Не было? Скока ударов успел нанесть Толя каждому и куда? Или так… ткнул просто пальцами походя куда надо, и скрючило голубчиков, как грешников в аду!

И прошелестело над толпой:

– Контрразведка! Шпиёнов британских взяли!

… а тех уже закидывали в автомобиль иссиня-синево цвета…

… и такое было – по всему городу! Потому как понимать надо – сеть шпиёнскую взяли! Так вот!

– Введите арестованного, – услышал мужчина, и конвоир, среднего росточка мужичок с простоватым лицом деревенского хитрована, считающего себя всяко умнее разных там городских, небрежно толкнул его в спину. Охнув, мужчина впечатался грудью в открывшийся навстречу торец двери, и отшатнулся назад, сдавленно шипя от боли и…

… пожалуй, что от непонимания! Что, вообще, такое творится вокруг?!

– Здоровьичка, Ляксеич, – по-свойски поздоровался конвоир с зевающим владельцем кабинета, обставленного в стиле «И так сойдёт».

Предметами роскоши, да и то с изрядной натяжкой, можно назвать разве что аляпистый телефон, подходящий скорее владелице не самого дорогого борделя или непритязательной куртизанке, вылезшей из самых низов, обрамлённую слоновой костью пишущую машинку, да лениво вращающиеся лопасти вентилятора под потолком, инкрустированные серебром. Мебель, равно как и несколько потёртый ковёр под ногами, по отдельности были вполне презентабельны, но все вместе производили несколько эклектичное, и пожалуй, трофейное впечатление.

– И тебе не хворать, куманёк, – дружелюбно отозвался сидевший за столом мужчина, привставая и крепко пожимая руку, – Ну как твоя девчонка? Не хворает?

– Не… спаси Бог Адольфа Иваныча! – закрестился конвоир, – Што значит, вчёный чилавек! Осмотрел малую, в ладушки с ней поиграл, пораспрошал о всяком разном, да и всё! Ни тебе солидности с очёчками, ни пилюлек с порошками. Всего-то – лепесины не жрать, да хрукты по чуть пробовать, а не жрякать без огрызков, как не в себя. И на тебе… прошло! Что значит, чилавек умственный, с пониманием!

– Ничево, кум, – покивал владелец кабинета, падая обратно в кресло, – и у твоей хатёнки телега с гро́шами перевернётся! Лёнька твой учится так, што мало не пар из ушей, чисто бобёр в книги вгрызается! Будет и у вас свой дохтур в семье.

– Ну, дай Бог, дай Бог… – закрестился конвоир, – А! Да, чуть не забыл! Ты с этим-то построжей…