– Толя, и порешать? – с сомнением пожевал губами Данилыч, обсмоктав заодно жёлтый от табака ус, – Хм… не тот ён человек, штобы порешивать што-то! Вот если ково-то… га-га-га!

Посмеялися вместе, и Данилыч, давясь смехуёчками, рассказал за Ерохина.

– … забузотёрили тогда в «Веритас», в кабаке, французики-то с «Жакерии». Ково-то там из них служба шерифа тово, за яйца прихватила. Да чуть не с девчонки малой сняла, грят…

– Ого! – отозвался молодой, в отвращении кривя рот и совсем не понимая европейские изыски и куртуазности. Баба должна быть – во! Штоб титьку двумя руками не обхватить, и штоб жопа, которой орехи колоть можно, и…

– Вот тибе и ога! – передразнил его Данилыч, прервав юношеские фантазии, – Французы, они тово… дюже до баб охочи, и не всегда о желании… это, удостоверяются. А вот за своих товарищей – горой! Чуть что – бучу подымают! Как же, профсоюз! Вот, значица… выручать и пошли.

– Они завсегда так, – перебил его Иван, живо блестя глазами, – любят бузотёрню устраивать. В кабаке подерутся, а потом в полиции орут, што консула им подавай, потому как нарушаются их гражданские права и свободы!

– Ты можит сам рассказывать возьмёшься? – сердито воззрился на него Данилыч, дыбясь усами, как сердитый кот, изрядно потрёпанный годами и жизнью, но всё ещё не собирающийся сдавать позиции в дворовой иерархии.

– Всё, всё… умолк! – закивал Ваня, не столько устрашённый напором немолодого товарища, сколько как человек вежественный и воспитанный.

– То-то, – для порядку проворчал старший из троицы, подкручивая усы, – Ну в общем, толпой идут, и шумные – страсть! Чуть не «Марсельезу» оне завели… и чилавек двадцать уже, не шути!

– Ну… – он снова подкрутил усы, – нас и позвали! Дескать – подсобите, братцы, а то оне такие! Сразу тормозить надо, а то чичас пройдут, и по всему городу своих соберут! А это ж опять беспорядки, туды их в качель!

– Известное дело, – поддакнул Иван, – постоянно своих из участка норовят шумом вытащить! Соберутся под окнами участка, и давай орать, чисто коты мартовские!

– Вот… – солидно кивнул Данилыч, – а нам оно надо? Шум, гам, драчки по всему городу! И это… союзники всё же, мать их дери! Плезиру[132] к сибе требуют!

– Нас всево ничево, – продолжил он, крутанув ус и выпятив не слишком-то богатырскую грудь, – я, да ещё трое. Правда, Гришка Иванников один за троих сойдёт. Гренадёр! А кулачищами махает, любо-дорого смотреть – чисто твоя мельница, да с пониманием, а не абы как! Но всё равно – маловато…

– А за остальными пока побежали, – усмехнувшись, он пожал плечами, снова крутанув ус, и пожалуй, гордясь той несостоявшейся драчкой, – да пока… В общем, накрепко стоять надо! Район, где «Веритас», там наших мало, всё больше европейцы кучкуются. Больше португальцы да немцы, а это ребятки хотя и не сцыкливые, но политика, значица!

– Слышал, как же! – закивал молодой, – Португалов после одной из драчек ихний же консул знатно продрал, чуть не до политики дело ведь дошло, до срачки дипломатической меж держав! А немцы с французами хотя так-то подраться любят, особливо друг с дружкой, но тоже – зась! Нельзя! Они же сейчас в дёсны лобызаются, а тут такой афронт.