Грейс пригласили на ранчо, она подумывает поехать туда в марте. От ацетона запершило в горле. Я выдернула ступню из рук мастера; ей удалось покрасить ногти только на одной ноге. Хотелось глотнуть свежего воздуха, но при вдохе легкие наполнились отравой. В груди все сжалось. Я почувствовала, что больше не выдержу ни секунды, и схватила сумочку. Мастер в ужасе отшатнулась. «Эй, а туфли? Ты куда?» – крикнула Грейс. Я опрометью выбежала из салона. Клюшки. Вайолет может убить Сэма, она вполне способна. Няня плохо за ними присматривает. Предупреждающе вскинув руку, я помчалась через дорогу на красный. Онемевшие ноги сами несли меня домой.

– Жить надоело? – заорал мотоциклист.

Нет, хотела крикнуть я. Она же убьет его, она меня ненавидит. Вы не понимаете.

– Вайолет! – Я рывком открыла дверь, спустилась в подвал, снова позвала ее. Никто не ответил. – Сэм! Где Сэм?!

Няня выбежала в коридор, прижимая палец к губам.

Сэм спал. Вайолет листала книгу в своей комнате.

Я обессиленно прислонилась к стене. Ничего не случилось.

Ничего не случилось.

– Панические атаки – частое явление, особенно среди молодых мам. Ничего страшного.

Возможно, мне следовало рассказать больше. Доктор подула на кончик ручки, будто он горячий, выписала рецепт и объяснила, как принимать лекарство. Я вышла из клиники, думая о прозрачной оранжевой коробочке на мамином столе, наполненной маленькими белыми таблетками, убывающими с течением месяца. Я засунула рецепт поглубже в сумку.

Было совершенно ясно – с Вайолет что-то не так. После той ночи, когда я застала ее в комнате у Сэма, она изменилась. Особенно меня пугала пустота, время от времени появлявшаяся в ее взгляде, когда она смотрела на нас c Сэмом. Вместо бешеных истерик, доводивших меня до слез, последовала молчаливая, нарочитая, расчетливая холодность. Такое спокойное, уверенное отторжение казалось невероятным для семилетнего ребенка. Ледяные взгляды. Полнейшее пренебрежение. Пассивное сопротивление всем моим просьбам. Доешь, пожалуйста. Прошу тебя, убери игрушки. Она пропускала мои слова мимо ушей, а я была бессильна. Наказания и угрозы не действовали. Последствия ее не волновали. Незначительные проявления любви, которые я получала от нее с момента рождения Сэма, сошли на нет. Она не позволяла мне прикасаться к ней. Наше прежнее противостояние возобновилось, а ты вновь стал единственным человеком, который был ей нужен.

Постепенно мы научились сосуществовать. Вайолет не нуждалась во мне и вскоре стала для меня просто еще одним жильцом, которому нужно положить пластиковые приборы и салфетку в виде сердца. Я сосредоточилась на Сэме, его режиме дня и минимально необходимых обязанностях в отношении Вайолет. Когда ты приходил домой, она искренне радовалась твоему возвращению.

Сэм был моей единственной радостью, и я делала все возможное, чтобы не позволить Вайолет погасить этот лучик света. Иногда, отведя ее в школу, мы с Сэмом приходили домой и забирались в неприбранную постель. Бутылочка, чай, книги, Бенни – что еще нужно для счастья? На столе громоздилась немытая посуда, в ванной лежало нестираное белье. Мы смотрели друг на друга, болтали об уточках и динозаврах и постепенно засыпали под лучами позднего зимнего солнца. Почти в год Сэм по-прежнему с удовольствием спал у меня на груди, несмотря на то что молоко пропало и мой запах изменился. Наверное, он чувствовал, как сильно мне нужен.