«Да, – в который раз удивилась Глафира, наблюдая за игрой Земцовой, – выдающаяся актриса, ничего не скажешь: яркая, неординарная, сильная. И внешность, фактура уникальные. Редкое сочетание. Находка для любого режиссера».

Репетиция шла своим ходом, актеры работали уж третий день на подъеме, вдохновленные, раскрепощенные. У Глафиры подкатили предательские слезы к глазам – как же заиграла новыми красками постановка благодаря появлению Елены.

М-да, может, больше никогда у нее не сложится настолько прекрасной постановки с настолько подходящей на главную роль актрисой. Это такая небывалая редкость, такая феерическая режиссерская удача, которая случается как чудо, делая такие спектакли знаковыми и запоминающимися на долгие годы.

«Ладно, – мысленно одернула она себя. – Не об этом сейчас надо думать. Не об этом».

Все. Репетиция окончена. Аплодисменты друг другу за прекрасную работу.

До премьеры неделя. Завтра выходной, несколько дней на прогоны и полную стыковку всех сцен, всех задействованных вспомогательных служб. Генеральная репетиция…

И как Бог даст!

Поблагодарив всех и попрощавшись до завтра, Глафира устало плюхнулась на свое кресло, глядя, как пустеет сцена, гаснет понемногу свет в зале и на рампе, выходят работники для уборки реквизита и сцены. Сидела, расслабляясь, прислушиваясь к тому, как остывает постепенно внутри восторженное творческое состояние.

Запиликал смартфон в кармане брюк. Тягостно вздохнув, Глаша достала его, посмотрела на экран и ответила:

– Да, Зина Осиповна.

– Глашенька, Тихон Анатольевич просил напомнить, что ждет вас.

– Иду.

Нажала отбой и сразу набрала номер другого абонента, быстро поговорила и позвонила еще одному человеку…

Через десять минут Глафира вошла в кабинет Грановского, как обычно, с прижатым к боку «талмудом».

Ладно. Отвлеклась, видимо, все-таки нервничает.

– Присаживайтесь, Глафира Артемовна, – указал рукой на ряд стульев по левую сторону стола Грановский, считай – прямым текстом объявил, что гневается. Особенно беря в расчет тот факт, что в кабинете уже присутствовала Лена Земцова. Она расположилась в кресле за кофейным столиком, мирно запивая чайком домашние печенюшки производства Зины Осиповны.

Ну да пусть себе, решила Глаша.

Она устроилась поудобней, так чтобы держать в поле зрения и Грановского, и Лену, привычно положила перед собой на столешницу тетрадь и смартфон поверх нее, словно демонстрируя, что настроена на долгий, продуктивный и обстоятельный рабочий диалог.

– Я попросила Тихона Анатольевича провести встречу втроем, чтобы не придавать нашей беседе лишней публичности, – почти официальным тоном начала Глаша.

– К чему эта секретная деликатность? Эта неуместная загадочность? – произнес Грановский недовольным тоном. – Можно было все решить днем, когда мы разговаривали.

– Я объясню, – уверила его Глаша. – И начну, пожалуй, с главного. – Она посмотрела на Земцову и объявила: – Я приняла решение, Елена. Вы не будете участвовать в моей постановке и в спектакле ни в первом, ни во втором составе.

– Что такое? – опешил Грановский, уставившись на Глашу. – Что происходит?