– Мы отправимся с ней, – быстро сказала Тэмсин. – Только до порта, – пояснила она, пытаясь смягчить вопросительный взгляд Марлины. – Проводим ее. Снаружи есть еще кое-что, что нам нужно сделать. Дашь нам немного времени, перед тем как Рэн начнет учиться?
– Полагаю, Ковену тоже нужно время, чтобы привыкнуть к мысли о твоем возвращении. – Вера с сомнением кивнула. – Но не мешкайте. Многое нужно сделать, чтобы жизнь вошла в привычное русло. Мы нужны земле. Простой народ еще нескоро начнет доверять нам вновь.
Глава Ковена протянула ладонь.
– Дай мне руку.
Тэмсин закатала левый рукав. Бледная кожа была испещрена шрамами там, где ей когда-то выжгли метку. Ведьма не стала ее лечить, считая это заслуженной карой. Марлина умерла, у Тэмсин остался шрам – казалось, что все правильно. Но теперь, глядя на сестру, такую решительную и оживленную, ведьма поняла, что не хочет терять память о прошедшем.
Ей еще предстояло заслужить прощение. Но ее переполняло тепло.
– Пожалуй, лучше другую руку, – сказала Тэмсин, протягивая правую. Мать кивнула и пробежалась пальцами по коже дочери.
Вслед прокатились чернила, сплетаясь в крутую арку, которая заняла половину предплечья. Ее венчали четыре пересекающихся круга. Метка Ковена заняла свое место.
Миллион крошечных иголочек стал знаком, что Тэмсин снова дома.
В двух днях пути к северу от Леса был порт, где девушки нашли для Марлины место на борту корабля, шедшего в Кейтос. Сестра Тэмсин собиралась разыскать семью Аммы – ту самую бабушку, о которой та отзывалась с такой теплотой. Марлина собиралась построить там жизнь, о которой мечтала.
Сквозь Лес они прошли в полнейшей тишине. Казалось, что даже деревья затаили дыхание, дожидаясь разговора сестер. Тэмсин следовала примеру Марлины – ей не хотелось сыпать соль на рану, ляпать что-нибудь невпопад и запутывать все еще сильнее.
А их отношения вправду весьма запутались. Теперь, без тяжести проклятия, освобожденные чувства вились вокруг ведьмы пчелиным роем. Каждое из них остро жалило, настроение металось от надежды к раскаянию, от восхищения к смущению. От зелени листвы болели глаза. Ветерок щекотал шею, и это было приятно, но страшно отвлекало. Ведьма будто родилась заново.
Но все это не могло затмить скорбь. Тэмсин вновь любила Марлину – каждую частичку сестры, даже ее злость и обиду. И осознание их ссоры лежало на ведьме тяжелой ношей. Тэмсин не привыкла ошибаться. Не привыкла к последствиям, которые тяготили сердце, а не разум. Но теперь приходилось жить с ними, жить осознанием, что она столько украла у сестры, заставив ее жить жизнью, которой та не хотела.
Но Марлина, хоть и смягчившись после исчезновения их связи, не выказывала желания поговорить. Троица молча шагала сквозь древесный шепот, и Рэн бросала на сестер нервные взгляды.
Деревья не пытались их напугать – никто не кричал и не вопил. Тишина сама по себе была наказанием.
Когда они вышли из Леса, Марлина не обернулась. И теперь, стоя на пристани, Тэмсин поняла, что ее тоже оставили позади.
– Ну вот, наверное, и все. – Марлина попыталась улыбнуться, но руки теребили волосы, завязывая пряди в сотни маленьких узелков. Она волновалась, хоть и не желала показывать это. – Пока.