Рэн подняла кота на руки, пригладила грязную шерстку и почесала за ушком. Тэмсин поморщилась, глядя на животное. Ее руки оставались на месте.

– Он хороший, клянусь. – Рэн протянула его ведьме, как ребенка.

Тэмсин неохотно протянула палец и трижды похлопала кота по лбу. Зверек зашипел, и ведьма отпрыгнула прочь с недовольным видом.

– Мне плевать.

– Ведешь себя по-дурацки.

Рэн снова потискала кота. Тот вырывался, пытаясь вернуть себе свободу. Получив ее, кот принялся вылизывать переднюю лапу с оскорбленным видом.

– Ладно, хоть кот меня помнит. Это хороший знак, правда?

Не сдвинувшись с места, Рэн уставилась на переднюю дверь домика. Можно было и дальше торчать у калитки, но это не изменило бы того, что ждало ее внутри. А раз так, лучше пойти и выяснить.

Исток прошла в калитку и едва коснулась пальцами шершавой, грубой двери, как та распахнулась, и перед ней возник мужчина. Рэн отшатнулась.

Это был не отец.

– Тор? – Рэн пыталась хоть что-нибудь понять. – Что ты тут делаешь?

Портной так же неверяще уставился на нее.

– Просто проведал твоего папку, как ты и просила.

Рэн не нашлась с ответом. Вместо этого она бросилась портному на шею, всхлипывая в его рубашку.

– Он жив?..

Портной неловко похлопал ее по голове.

– Странное было время… Повсюду висела тьма, густая, как чернила. А потом, шесть дней тому назад, эта тьма растаяла. Будто гроза разразилась… И все, все заболевшие – их память хлынула обратно.

– Можно мне к нему? – Рэн торопливо вытирала слезы тыльными сторонами ладоней.

– Это твой дом.

Тор обошел ее и вышел на солнечный свет. Его взгляд упал на Тэмсин, которая неловко стояла рядом с Рэн, и он отвернулся, хмурясь.

– Иди, – сказала ведьма, повернувшись к Рэн, которая заколебалась, коснувшись двери. – Я подожду здесь, если что.

Тэмсин мягко улыбнулась.

– Иди.

Рэн вошла. В доме стояла удушающая жара – огонь ревел, несмотря на погоду. Вонь горелых трав – почерневшего розмарина, поджаренного чабреца – висела в густом воздухе. Рэн закашлялась, прикрывая ладонью нос.

Она стояла посреди комнаты на старом коврике, который соткала еще мама. Дверь в спальню была чуть приоткрыта. Шуршали простыни. Кто-то глухо закашлялся.

– Папа?

Вдох. Затем – голос отца, робкий, неверящий:

– Рэн?

– Папа!

Рэн распахнула дверь, на глазах вновь выступили слезы, внутри с трудом распускался тугой узел, а в груди ослабло напряжение. Отец сел в постели, одетый и улыбающийся: он не только выжил, но и помнил ее.

– Птичка моя. – Его глаза сияли, когда он обнял дочь. – Это что, мои ботинки?

Рэн кинула взгляд на свои ноги. Она почти забыла, кому принадлежала ее обувь.

– Я, э-э, думала, ты не будешь по ним скучать.

Она развязала шнурки, разулась и поставила их на место – к стене. Тэмсин, конечно, не будет против наколдовать ей новую пару.

– Вот. – Исток виновато улыбнулась. – Будто никуда и не пропадали.

Отец хохотнул. Смех громко и тепло прозвучал в маленькой комнатке.

– Пожалуй, так. Тор говорит, я тут изрядно провалялся.

Папа усмехнулся и закашлялся. Сделав наконец свистящий вдох, он пристально посмотрел на дочь.

– Ну, рассказывай. – Отец хлопнул по кровати рядом с собой. – Где ты была?