— Господи, конечно, помню! Я, правда, хорош был до того, что подарил ему эту зажигалку. Конечно, помню: черненький такой, невысокий, в галстуке птичками… правильно?

— Нет, ты действительно хорош был. Или с кем-то его путаешь. Он совсем не такой. Он высокий, стройный, я бы сказал, изящный. Глаза — голубые, волосы — светлые, чуть вьются, ямка на подбородке. Как он одет, ты, конечно, забыл, а лицо… — Вальтер положил на стол фотографию, и Хромов склонился над ней. — А лицо — вот оно. Посмотри внимательно. Узнаешь?

— Он! Конечно, он! Еще бы не узнать. Такой симпатичный парень. И сразу видно — порядочный. Этот врать и отказываться не станет — как было, так и следствию и суду покажет. Верно? Очень симпатичный.

— Понятно, что симпатичный, — добро улыбнулся Вальтер. — Из тюрьмы тебя вытащит, а точнее, жизнь тебе спасет. Если я его найду, конечно. Но это будет очень трудно…

— На сколько трудно?

Вальтер неопределенно пошевелил пальцами.

— На несколько… Потом уточним… Когда расходы окончательно определятся.

Хромов кивнул, давая понять, что все уяснил, запомнил и сделает, как советует и настаивает всемогущий Вальтер.

— Мне, видимо, разрешат свидание с Алисой. Я ей передам, где взять и сколько. Телефоном не пользуйся, она сама тебя найдет. А за зажигалкой, не посчитай за труд, съезди к ней сам, ладно? Она в вазочке, что на телевизоре.

Адвокат и подследственный пожали друг другу руки, и Хромов, вновь наполнившийся и тугой, как мячик, отправился в сопровождении конвоира в свою камеру.

Л Вальтер брезгливо улыбнулся. Судьба Хромова не волновала его, каждый получит свое: преступник — срок, адвокат — вознаграждение, по дело ведь не в деньгах — Женька ему был нужен.

— Жека, не помнишь, как-то весной мы проводили время в милом загородном ресторанчике в таком русском стиле, с русской кухней? Помнишь?

Женька с интересом рассматривал неприличный журнальчик, небрежно брошенный Вальтером на стол (подарок благодарного клиента), но тем не менее почувствовал в голосе адвоката какое-то несвойственное ему напряжение.

— Не очень. А что? Это ведь давно было, где-то в апреле, да?

— Нет, еще раньше — в марте. Шестого марта. Накануне женского дня.

— Вы путаете, Вольдемар Альбертыч. Уже деревья все распустились, все зеленое вокруг было. Это я хорошо помню.

Вальтер нервно прошелся по комнате, потирая голую макушку ладонью, потом сел напротив и, подавшись вперед, твердо посмотрел Женьке в глаза.

— Нет, это было именно шестого марта. Ты вспомни — там еще через столик от нас сидел такой забавный дяденька, полненький, будто надутый. — Вальтер откинулся на спинку кресла, не сводя глаз с Женьки. — У него пальцы вот так торчали, во все стороны, потому что очень толстые. Вспомнил?

— Не-а, — легко, беспечно не согласился Женька, инстинктивно стараясь не показать возникшей вдруг не то тревоги, не то неловкости.

— Он тебе еще зажигалку хотел подарить. Вот эту. — Вальтер бросил ему на колени маленький изящный пистолет.

— Нет, совершенно не помню. Честное пионерское.

Вальтер, который только что вел разговор мягко, добродушно, вдруг буквально на глазах затвердел, напрягся.