На следующий день, точнее в последующее утро неожиданно собрали этап на Север, на зачёты и из их камеры уехало 12 человек, среди которых оказались «Шах» и Юрка «Хват».

— Ты присмотри там за людоедом — попросил Васька «Шаха».

— Не беспокойся Вася, тем более, выяснилось, что мы с ним жили в одном доме.

— Мир тесен — произнёс Васька — А пути Господни неисповедимы.

— Я его в обиду не дам — пообещал «Хват».

— Тогда я спокоен — улыбнулся Васька, обнимая обоих и выпроваживая за дверь.

Дни тянулись муторно. Единственным спасением были прогулки и песни Зои, с которой теперь Васька искал встречи.

«Пеца» рассказывал про Колыму, как там было плохо.

— Чекисты держали впроголодь, зэки за пайку хлеба убивали людей. После меня, говорят, стало лучше.

Этот возрастной покоритель дамских сердец изъездил весь Советский Союз, крал в самых известных санаториях, лечился сам и обкрадывал страждущих. Он был типичным образцом Вора, жившего по принципу: украл — выпил — в тюрьму.

Из Юрьева прибыл этап и в камеру занесли одного председателя колхоза, со сроком 10 лет по Указу. Совсем молодой парень, только недавно отслуживший в армии. В деревне, где он жил, он был единственным мужчиной, даже мальчишек в ней не было. Все мужчины деревни полегли в войне, и вот этот Ваня Смирнов оказался там за всех мужиков. Он был закован в железный панцирь, потому что чекисты били его так, что сломали ему позвоночник.

— У меня растрата, не превышающая размер оклада, я внёс деньги в кассу, а они всё равно дали срок — рассказывал Ваня Смирнов.

Он понравился Ваське и Васька вместе с Арсением стал ухаживать за ним, а когда в субботу камеру повели в баню, они подняли его на руки и понесли.

— Вася, некоторые бабы очень просили меня. Поеби говорят Ваня ради Христа, и что мне было делать? Пересплю, а утром хоть в петлю лезь, ведь у них же мужья где-то, вот так и жил, колхоз надо было поднимать, но вот теперь… как они там без меня?

Арсений, от природы поразительно совестливый, стыдливый парень, краснел, слушая Ванькины рассказы, лицо его покрывалось красными пятнами, он отворачивался, делая вид, что разглядывает потолок.

Васька-же к Ванькиному монологу отнёсся с пониманием, по — житейски.

— Ну, что-же им делать? Природа свое требует, не объяснишь ей, что мужиков на фронте побило. Молодец Ванька, что не отказывал им в этом.

Арсений тёр ему руки, ноги, а Васька поливал из таза тёплой водой. «Пеца» после бани подсел к нему и недоумённо произнёс:

— Не пойму я тебя Бриллиант, то ты за обрубка лягавых бьешь, теперь сиделкой нанялся к парализованному.

— Хочешь сказать — не Воровское поведение?

— Я всю Колыму прошёл, мои зенки такого навидались Бриллиант. Были бы они Воры — тогда другой разговор…

— «Пеца», давай отталкиваться от того, что Воры это «Люди», и всё людское — есть Воровское.

— Видно зря я затеял этот разговор — глухо произнёс припечатанный к стенке «Пеца».

— Оставим его — предложил Васька и протянул «Пеце» руку.

— Вася, если бы ты знал, как эти бабы выли по ночам, будто волчицы. Подушки закусят и воют, тихо так, чтобы детей не пугать, а утром берут серп и в поле — жать, снопы вязать. Голод в деревне, крапиву жрали. Я же на войну два раза убегал, меня назад прогоняли. А в 1946 забрали в армию, три года в строю, в Туркмении, в Кушке, на границе — вот и вся моя история — Ванька блестел зубами и орал дико, когда Васька поливал его водой.