— А я фраер?

— Нет — произнёс Васька, после недолгого молчания — ты Арсений.

— Когда я сидел в другой камере, туда привели малолетку за изнасилование. Звали его Володей, ему дали 12 лет, а ему всего было 14 лет. Врачи дали справку, что он ещё не способен изнасиловать, а суд всё равно осудил.

— Ну?

— Но это же несправедливо Василий, теперь вся его жизнь сломается.

— У тебя есть конкретное предложение?

— Нет.

— Значит, будет сидеть.

— Чё ты донимаешь Ваську, Бугалтер? — дёрнул его за рукав «Шах», тоже почти сверстник собеседников, но чуточку старше их.

— На-ка вот лучше попробуй «планчику» — прошептал «Шах».

— Нет, что вы! Я не хочу, спасибо, я боюсь.

— Фу ты, «штымпяра», от плана отказывается! Вася, тебе я не предлагаю.

— Кури сам, ты ведь «Шах».

Ночью Ваське снился котёнок, пушистый, тёплый, норовивший свернуться в клубок и устроиться на груди. От котёнка было спокойно на сердце, его тихое мурлыканье навевало дом, мать, сестер Аню с Женькой.

— Васька, пойдём на прогулку — разбудил его «Шах».

— Я не хочу, посплю.

— Василий, на улице установилась чудесная погода, а ты любишь солнце, ты сам мне говорил — аргументы Арсения разогнали остатки сна.

— Эх, знал бы ты, какого отогнал котёнка — укоризненно произнёс Васька.

— Я? Котенка? Не было котенка — забормотал Арсений встревоженно.

— Котенок был в моем сне — пояснил Васька.

Прогулочный дворик был залит солнечными лучами, и если бы не тени солдата с винтовкой и решётки на бетонном полу, можно бы на минуту представить, что эти золотые нити ниспадают на узкую Ялтинскую или Алуштинскую улочку.

— Арсений, хочешь, я угадаю, о чём ты сейчас подумал?

— О чём же?

— Ты вообразил, будто это где-то в Крыму.

— Правда — засиял Арсений — а как ты узнал?

— Честно?

— Пожалуйста!

— Я то же самое почувствовал.

— Ха-ха-ха-ха! — впервые за все время рассмеялся Арсений, забыв о сроке, о жене Алевтине и предстоящем этапе.

— Больше всего на свете я люблю солнце — повторился Васька.

В этот момент за стеной, в соседнем «дворике» запела девушка. Голос был чудный, чистый, в нём переливались серебряные нотки.

— Это Зойка. Воровка, срок шесть лет — вывалил багаж знаний «Пеца».

— Ты хоть и известный взломщик «мохнатых сейфов» «Пеца», но в этот раз у тебя ошибочные сведения. Ее действительно зовут Зоя, но только она ЖИРовка. Я знаю, что ей двадцать шесть лет и ещё кое-что о ней известно — хитро оскалил зубы «Шах», язвительно улыбаясь.

Васька безучастно слушал песню, не вникая в препирательства «Шаха» и «Пецы».

Он думал о чём-то своём, и эти мысли не были о воле, бабах, деньгах, они даже не касались матери, сестры, он вновь и вновь размышлял о Воровском. Он был носителем Закона, посвящённым, и Закон стал его жизнью.

Зоя тем временем продолжала петь, голос её взбирался выше и выше, слова: «Слушай Волга-река! Если рядом зэка! Днем и ночью на стройке чекисты. Это значит рука, у рабочих крепка. Значит в ОГПУ коммунисты» — улетали за стены тюрьмы.

— Ну и что тебе известно, на что ты намекал? — «Пеца» уязвлённый молодым Вором, серьёзно заточился на певице. За стеной грубые, прокуренные голоса невидимых блатнячек, шипя словно гадюки, требовали от ЖИРовки Зои, чтобы она спела для Воров «Мальчишку».