— Там Воры — «Пеца», «Шах» и «Бриллиант», спой для них, не то вернёмся в камеру и хором оттрахаем тебя — грозно угрожала камерная «жучка» певице.

— А кто это Бриллиант? — спросила исполнительница.

— «Шах» — выкрикнула «жучка» — передай Васе, что тута им заинтересовались.

— Васька, ты слышишь?

— Да слышу я. — неохотно оторвался от своих размышлений Васька.

— «Жучка» спрашивает, что ей спеть? Зоя к тебе интерес проявила — с ревнивыми нотками в голосе пояснил «Шах».

— Пусть поёт, что на сердце — безразлично отозвался Васька.

Вскоре из-за стены к самому в клеточку золотящемуся небу, вновь взлетел голос Зои, которая вдруг, прервавшись на словах «Катюши»:

— Про того, которого любила — неожиданно громко, так что серебряные брызги её голоса разлетелись по всему прогулочному периметру пересыльной тюрьмы, закричала:

— Про Бриллианта, чьи письма берегла.

В разных «двориках» услышав её интерпретацию, одобрительно загудели блатари.

— Прогулка окончена, вернуться в камеру! — закричал молодой надзиратель, тарабаня железякой по железной двери.

— По голове себе постучи, придурок — подсказал ему «Шах», никогда не унывающий, сверкая фиксой в широкой улыбке.

С этого дня Васька не пропускал прогулки и в следующее утро отправил Зое красивую «марочку» с нарисованным букетом алых роз.

Она пела для него, причём, когда громко, так, чтобы было слышно за стеной, объявляла об этом, в голосе ее отчётливо прорезалось недоумение, что она — политическая, поёт для какого-то Вора.

Тем не менее, тембр её нравился Ваське, и он с удовольствием слушал. Ничего особенного не происходило в пересыльной тюрьме.

Арсений донимал Ваську: Надо же, Гончарову удалось так красочно изобразить безделье русского барина «Обломова». На это надо иметь талант и очень большой. Незря Владимир Ильич Ленин примерял Обломова к некоторым советским людям. Они у нас не вывелись до сих пор и ещё долго будут существовать.

— Богатые бездельники — отозвался Васька.

— Да, хотя Владимир Ильич провозгласил: — От каждого по способностям — каждому по труду.

— У-у-у! — «Шах» деланно хватался за голову — Не произноси этого имени Бугалтер, у меня щас зубы начнут крошиться!

«Пеца» вёл активную переписку с красивой «фармазонщицей», отправлял ей поделки, наконец, ему удалось договориться со сменой, что её приведут и весь день прихорашивался, обливая себя одеколоном «Шипр», отмахиваясь от неугомонного «Шаха».

Только «Пеца» скрылся за дверью, как она, не прошло и пяти минут, вновь заскрежетала и на пороге возникла тележка, на которой восседал живой и невредимый «Хват».

Он торжественно въехал в камеру и, не снижая скорости, подкатил к Ваське.

— Здорово Васька! — заорал он весело, возбужденно.

— «Хват»? Всех оперов перекусал?

В камере рассмеялись, инвалиду были рады, точно он своим возвращением принёс для всех добрый знак. «Шах» кому-то подал незаметный знак и «Хвату» подали закопчённую чифирную кружку с налитым на одну треть спиртом.

— Жизнь Ворам! — сказал «Хват» — бывший лихой разведчик, орденоносец и махом вылил в себя содержимое кружки. Васька улыбнулся ему в ответ.