Мне представляется, что первым ясно запомнившимся мне событием после того, как увезли Элли и я вернулся в свой дом – в наш дом – в этот ДОМ! – было то, что приехал доктор Шоу и поговорил со мной. Не знаю, сколько времени прошло до тех пор. Доктор был спокоен, добр, благоразумен. Он просто объяснил всё четко и мягко.

Приготовления. Помню – он употреблял слово «приготовления». Что за отвратительное слово, как отвратительно всё, что оно обозначает! То, что в нашей жизни обозначается великими словами – любовь – секс – жизнь – смерть – ненависть, – вовсе не является тем, что управляет нашей жизнью. Управляет ею то, что нам приходится с трудом переносить, то, о чем мы и думать не думаем, пока оно не случится с нами. Гробовщики, приготовления к похоронам, коронерские расследования… А слуги задергивают занавеси, опускают жалюзи. Почему надо опускать жалюзи, если умерла Элли? Что за глупость!

Вот почему, помнится, я испытывал такую благодарность к доктору Шоу. Он расправлялся с подобными вещами так добросердечно и разумно, мягко объясняя, почему такие вещи, как коронерское расследование, совершенно необходимы. Говорил он довольно медленно, как мне запомнилось, чтобы быть уверенным, что я воспринимаю то, что он говорит.

Я не представлял себе, каким бывает коронерское расследование. Я никогда ни на чем таком не присутствовал. На мой взгляд, оно оказалось каким-то вовсе нереальным, совершенно непрофессиональным. Коронер был маленький суетливый человечек в пенсне. Мне надо было дать свидетельские показания по идентификации – опознать Элли, описать, когда и как я видел ее в последний раз за завтраком, ее отъезд на обычную утреннюю верховую прогулку и нашу договоренность о встрече в ресторане за ланчем.

– Она, как мне показалось, выглядела совершенно как всегда – в добром здравии, – сказал я.

Свидетельские показания доктора Шоу были спокойными, не позволяющими сделать окончательный вывод. Серьезных повреждений нет; вывих ключицы, синяки и ссадины, обычные при падении с лошади, отнюдь не серьезного характера. Не похоже, чтобы она двигалась после падения. Смерть, по его мнению, была практически мгновенной. Нет никаких специфических органических повреждений, какие могли вызвать смерть, и он не считает возможным дать иное объяснение, чем смерть от остановки сердца, вызванной шоком. Насколько я сумел разобраться в медицинском жаргоне, которым они пользовались, Элли умерла просто потому, что ей не хватило воздуха – от удушья, в результате какого-то вида асфиксии. Все ее органы были в порядке, содержание желудка нормальное.

Грета, которая тоже давала показания, несколько более настойчиво подчеркнула, как она сказала еще раньше доктору Шоу, что Элли страдала какой-то формой болезни сердца три или четыре года тому назад. Ей никогда не приходилось слышать более конкретных упоминаний, но родственники Элли время от времени говорили, что сердце у Элли не очень здоровое и ей не следует слишком напрягаться и переутомляться. Ничего более определенного она никогда не слышала.

Затем мы перешли к тем людям, которые видели или находились поблизости, когда это несчастье произошло. Первым был тот старик, что копал торф. Он видел, как дама проехала мимо, на расстоянии примерно пятидесяти ярдов от него. Он знал, кто она такая, хотя никогда с ней не разговаривал. Это была дама из нового дома.