Это – вы, Элли.

– Мне очень хотелось бы идти сквозь мир без страха, – сказала Элли.

– Вы не чувствуете себя в безопасности?

– Я не люблю, когда мне угрожают. Не люблю, когда меня проклинают.

– Это вы о вашей цыганке говорите?

– Да.

– Забудьте об этом. Забудьте об этом на сегодня. Будем веселиться, – предложил он. – Элли, ваше здоровье! Долгой вам жизни… а мне – быстрого и милосердного конца… и доброй удачи нашему Майку… – Тут он замолк, подняв бокал в сторону Греты.

– Да, – сказала Грета, – а что же мне?

– А вам – то, что вам суждено. Вероятнее всего – успех? – полувопросительно добавил Сантоникс чуть ироническим тоном.

Он уехал рано утром на следующий день.

– Какой-то он странный, – сказала Элли. – Я никогда его не понимала.

– А я никогда не понимаю и половины из того, что он говорит, – признался я.

– Он знает много всего, – добавила Элли задумчиво.

– Ты хочешь сказать, он знает будущее?

– Нет, – ответила она. – Я не это имела в виду. Он знает людей. Я уже как-то говорила тебе об этом. Он знает людей лучше, чем они знают себя сами. Из-за этого он их иногда ненавидит, а иногда – жалеет. Впрочем, меня он не жалеет, – раздумчиво проговорила она.

– С чего бы это вдруг ему тебя жалеть? – возмутился я.

– Ну, потому… – Элли не закончила.

На следующий день, перед вечером, случилось так, что, быстро шагая через самую темную часть леса, где тень сосен казалась более зловещей, чем в других местах, я увидел на подъездной аллее высокую женскую фигуру. Поспешно и совершенно импульсивно я сделал шаг в сторону от дороги, сочтя само собою разумеющимся, что это – наша цыганка. Однако я тут же остановился, даже чуть попятившись от неожиданности. Это была моя мать. Это она стояла там – мрачная, высокая, седовласая.

– Боже милостивый! – сказал я. – Как ты меня напугала, мам… Что ты тут делаешь? Приехала повидаться с нами? Мы ведь частенько тебя к нам зазывали, не так ли?

На самом деле – не так. Я разок послал ей приглашение – не очень теплое – и тем ограничился. И выражения при этом выбрал так, что мог быть почти уверен, что мать это приглашение не примет. Я не хотел, чтобы она приезжала сюда. Я никогда не хотел, чтобы она побывала здесь.

– Правильно, – сказала она. – Я наконец приехала взглянуть на вас. Убедиться, что у вас все хорошо. Итак, это и есть тот великолепный дом, что вы построили? Это великолепный дом, – произнесла она, глядя за мое плечо.

Мне почудилось, что я расслышал в ее голосе едкую неодобрительность, какой и ожидал от нее.

– Он слишком великолепен для таких, как я, а, мам? – спросил я.

– Я этого не говорила, сынок.

– Но ты это подумала.

– Ты не для такого был рожден, и ничего хорошего не получается у того, кто не считается со своим положением и прыгает выше себя.

– Никто никогда ничего не добился бы, если бы тебя слушался.

– Да уж, я знаю – ты всегда так говоришь и так думаешь. Да только я не видела, чего хорошего принесло честолюбие хоть кому-нибудь. Это из тех фруктов, что оборачиваются плодами мертвого моря у тебя во рту.

– Ах, ради бога, не каркай! Лучше пойдем наверх. Пойдем, ты своими глазами посмотришь наш великолепный дом и тогда сможешь воротить от него нос сколько тебе угодно. И пойдем, увидишь мою великолепную жену тоже, и тоже сможешь воротить от нее нос – если решишься!