– Вы уверены? – спросил я.

Казалось, мое удивление ее забавляет.

– Между прочим, это он построил ваш дом.

– Вы хотите сказать, что Сантоникс – ваш брат?!

– Сводный. Я не очень хорошо его знаю. Мы редко встречаемся.

– Он замечательный, – сказал я.

– Да. Некоторые так о нем и думают, я знаю.

– А вы – нет?

– А я никогда не бываю уверена. В нем сочетаются две стороны. Было время, он просто катился вниз… Никто не хотел иметь с ним никакого дела. А потом… он, казалось, совершенно изменился. Он стал преуспевать в своей профессии – преуспевать неожиданно и необычайно. Похоже было, что он стал просто… – она замолчала, подыскивая слово, – просто одержимым.

– Я думаю, такой он и есть – именно одержимый!

Потом я спросил ее, видела ли она наш дом.

– После того, как он был закончен? Нет.

Я сказал, что ей надо побывать у нас и посмотреть дом.

– Должна предупредить вас – он мне не понравится. Я не люблю современные дома. Мой любимый период – времена королевы Анны[31].

Клаудиа сказала, что собирается предложить кандидатуру Элли в гольф-клуб. И что они собираются выезжать верхом вместе. Казалось, они с Элли успели подружиться.

Когда Филпот показывал мне свою конюшню, он сообщил мне парочку сведений о Клаудии.

– Прекрасно охотится верхом с собаками, – сказал он. – Жалко, что жизнь себе испоганила.

– Неужели?

– Вышла за богатого, на много лет старше ее. За американца. Ллойд его звали. Не сложилось. Расстались почти сразу. Вернулась и взяла свою старую фамилию. Не думаю, чтобы снова вышла замуж. Стала мужененавистницей. Жаль.

Когда ехали домой, Элли сказала:

– Скучновато, но мило. Милые люди. Мы будем очень счастливы здесь, Майк, правда ведь?

Я ответил:

– Да, правда. – Снял руку с руля и положил на руку Элли.

Приехав, я высадил Элли у самого дома и отвел машину в гараж. Идя назад, к дому, я услышал негромкое треньканье гитары Элли. Гитара у нее была довольно красивая – старинная, испанская, стоившая, видимо, целую уйму денег. Элли обычно тихонько пела под эту гитару, тихим, проникновенным голосом, очень приятным на слух. Я не знал большинства тех песен, что она пела. Отчасти это были американские спиричуэлы, как я понял. Другие – старинные ирландские и шотландские баллады – нежные и довольно печальные. Это была вовсе не поп-музыка и даже не что-то, на нее похожее. Может, это были народные песни.

Я обошел дом, поднялся на террасу и остановился у стеклянной двери, прежде чем войти.

Элли пела одну из моих самых любимых. Не знаю, как она называлась. У нее был надолго запоминающийся, простенький, нежно-печальный мотив; Элли сидела, низко склонив голову над гитарой, и, перебирая струны, выпевала слова тихо и проникновенно.

Элли подняла глаза и увидела меня.

– Почему ты так смотришь на меня, Майк?