Какие это слова тогда, в разговоре со мной, произнес мистер Липпинкот? «Она слишком сильно влияет на Элли»? Я задался вопросом, правда ли это. Как ни странно, я на самом деле так не думал. Я чувствовал, что у Элли, где-то в глубине, есть некий стержень, который Грета, при том, что она так хорошо знала Элли, так и не сумела оценить по достоинству. Я был уверен: Элли всегда примет те идеи, какие совпадут с идеями, которые она хотела бы иметь сама. Грета научила ее восстать, но Элли сама стремилась восстать, только не знала, как это сделать. Однако я чувствовал теперь, когда все лучше ее узнавал, что Элли – из тех очень простодушных людей, что обладают совершенно непредсказуемыми внутренними ресурсами. Я считал, что Элли будет вполне способна занять свою собственную позицию, если пожелает. Дело в том, что она не так уж часто этого желает, и тут я подумал, как это трудно – понять каждого. Даже Элли. Даже Грету. Даже, может быть, мою мать… То, как она смотрела на меня – глазами, полными страха.
Мне интересен был мистер Липпинкот. Когда мы все очищали невероятного размера персики, я сказал:
– Мистер Липпинкот, мне кажется, воспринял наш брак и в самом деле очень хорошо. Я даже удивился.
– Мистер Липпинкот – старая лиса! – заявила Грета.
– Ты всегда так говоришь, Грета, – упрекнула ее Элли. – А я считаю – он очень милый. Только очень строгий и правильный и всякое такое.
– Ну и продолжай так считать, раз тебе так хочется, – откликнулась Грета. – Сама я не стала бы доверять ему ни на пару дюймов!
– Не доверять ему?! – воскликнула Элли.
Грета покачала головой:
– Я знаю: он – истинный столп респектабельности и надежности; он – всё, чем должен быть адвокат и доверительный собственник.
Элли рассмеялась и спросила:
– Ты хочешь сказать, что он присвоил или растратил мое состояние? Не глупи! Там же кругом тыщи аудиторов, и банков, и проверок, и всяких таких вещей.
– О, на самом деле, я надеюсь, тут с ним все в порядке. Только все равно. Такие вот люди и растрачивают, и присваивают. Очень надежные. А потом все говорят: «Я бы в жизни ничему такому не поверил про мистера А. или про мистера Б. Вот уж о ком можно было бы подумать такое в самую последнюю очередь!»
Элли, подумав, возразила, что для таких бесчестных поступков, по ее мнению, скорее подошел бы ее дядя Фрэнк.
– Ну, конечно, он и выглядит как мошенник, – ответила ей Грета. – Это с самого начала мешает ему приняться за такие дела. Всё это добродушие, дружелюбие, веселость… Но ему никогда не стать мошенником по большому счету.
– Он брат твоей матери? – спросил я. Я вечно путал, кто есть кто среди родственников Элли.
– Он – муж сестры моего отца, – пояснила Элли. – Она его бросила и вышла замуж за кого-то другого, и умерла лет шесть или семь назад. А он, так или иначе, застрял в нашей семье.
– Их целых три, – любезно добавила Грета, стараясь мне помочь. – Три, можно сказать, присосавшиеся пиявки. Родные дядюшки Элли погибли: один – на войне в Корее[25], другой – в автокатастрофе, так что у нее остались сильно поврежденная мачеха, так называемый дядя Фрэнк – дружелюбный прихлебатель в семейном доме, дальний кузен Элли – Рубен, которого она зовет дядей, но он всего лишь седьмая вода на киселе, а еще Эндрю Липпинкот и Стэнфорд Ллойд.