– Особой необходимости в том, чтобы ты это сделала, нет, – пояснил он. – Она уже весьма существенно обеспечена алиментами от нескольких мужей. И ей, как ты знаешь, выплачивается доход, хотя и не очень большой, из трастового фонда, оставленного твоим дедом.

– И все же вы считаете, что я обязана назначить ей еще?

– Я не думаю, что существуют какие-либо законные или моральные обязательства, чтобы это сделать. Но я полагаю, что ты найдешь ее гораздо менее надоедливой и, я бы сказал, менее злобной, если так сделаешь. Я бы сделал это в форме увеличения ее дохода, что ты легко сможешь отменить в любой момент. Если ты обнаружишь, что она распространяет злобные сплетни про Майкла или о вашей совместной жизни, знание о том, что ты можешь это отменить, удержит ее от выращивания наиболее ядовитых колючек, какие она прекрасно умеет сажать.

– Кора меня всегда терпеть не могла, – сказала Элли. – А я всегда это понимала. – Потом она спросила, довольно робко: – Вам понравился Майк, правда, дядя Эндрю?

– Он показался мне чрезвычайно привлекательным молодым человеком, – ответил мистер Липпинкот. – И я вполне могу понять, как случилось, что ты вышла за него замуж.

Это, думаю, было самое лучшее, чего я мог ожидать. Я никак не был человеком его типа и прекрасно это понимал. Я тихонько прикрыл дверь, и через минуту за мной пришла Элли.

Мы с ней стояли, прощаясь с Липпинкотом, когда раздался стук в дверь. Вошел коридорный, принесший телеграмму. Элли взяла ее и открыла. Мы услышали негромкий, удивленный и радостный возглас.

– Это Грета, – сказала Элли. – Она прибудет в Лондон сегодня вечером и завтра придет повидаться с нами. Как чудесно! – И посмотрела на нас обоих. – Правда ведь?

На нее глядели две кислые физиономии, и она услышала два вежливых голоса. Один произнес: «Да, действительно, моя дорогая». Другой: «Конечно».

На следующее утро я вышел за покупками и вернулся в отель несколько позже, чем намеревался. Я нашел Элли сидящей в центральном холле, а напротив нее – удобно расположившуюся высокую белокурую молодую женщину. То есть – Грету. Обе болтали взахлеб.

Я никогда не мог похвастать умением описывать людей, но все же сделаю попытку описать Грету. Начать с того, чего никто не смог бы отрицать: Грета, как говорила мне Элли, действительно была очень красивая и к тому же, как неохотно признал мистер Липпинкот, очень интересная женщина. Эти две вещи ведь не совсем одно и то же. Если вы говорите, что кто-то – интересная женщина, это не означает, что сами вы ею восхищаетесь. Мистер Липпинкот, как я понял, Гретой не восхищался. И все равно, когда Грета входила в холл отеля или шла по ресторану, мужчины поворачивали ей вслед голову. Это был нордический тип блондинки, с волосами цвета спелой пшеницы, отливавшими чистым золотом. Она укладывала их высоко надо лбом, по моде тогдашнего времени, так что они не свисали прямыми прядями вниз вдоль щек, по традиционной манере Челси. Грета выглядела такой, какой и была, – уроженкой Швеции или северной Германии. Словом, пришпиль ей пару крыльев, и на любом бале-маскараде она вполне могла бы сойти за валькирию