Странная вещь, но меня это действительно шокировало. Я чувствовал какое-то резонерское отвращение к коррумпированности современного общества в его наиболее обеспеченных кругах. В Элли для меня всегда было столько от маленькой девочки, она была так проста и наивна, почти трогательна в своем отношении ко всему окружающему, что я был поражен тем, насколько хорошо она оказалась приспособлена к сугубо земным делам и сколько всего принимала как само собою разумеющееся. И тем не менее я понимал, что, по сути своей, мое мнение о ней совершенно правильное. Я очень хорошо знал, что за создание моя Элли. Знал ее простоту и наивность, ее нежность, ее любовь, ее естественную доброжелательность. Это ведь не означало, что она не должна знать о всяких других вещах. То, что было ей известно, то, что она воспринимала как само собою разумеющееся, касалось лишь небольшого ломтика человеческого общества. Элли почти ничего не знала о моем мире, о мире, где перехватывают друг у друга работу, где существуют ипподромные шайки, банды наркоманов, жестокие опасности жизненной борьбы без правил, где жизнь «крутых парней» идет по принципу «хочешь жить, умей вертеться», и я хорошо знал их жизнь, прожив среди них все свои взрослые годы. Элли не знала, каково это – быть воспитанным в честной и респектабельной семье, но вечно испытывающей нужду в деньгах, где мать работает так, что кожа на пальцах рук оказывается стертой до кости во имя этой респектабельности, поскольку мать решила, что респектабельность поможет сыну добиться в жизни успеха. Каждое пенни достается там тяжким трудом, тщательно сберегается; и какая же горькая злоба поднимается, когда твой веселый беззаботный сын упускает благоприятные возможности или на бегах – вняв надежной подсказке – ставит все, что у него имеется, на потенциального победителя. При ставке тридцать к одному!
Элли с таким же удовольствием слушала про то, какую жизнь я вел, как я слушал про ее жизнь. Мы оба исследовали чужую для каждого страну.
Оглядываясь теперь назад, я понимаю, какую чудесно счастливую жизнь вели мы с Элли в те ранние дни нашего брака. В то время я воспринимал их как нечто само собою разумеющееся, и она относилась к этому точно так же. Мы оформили наш брак в Бюро актов гражданского состояния в Плимуте. Фамилия Гутеман не так уж редко встречается. Никто – ни репортеры, ни кто бы то ни было другой – не знал, что наследница состояния Гутемана находится в Англии. Периодически в газетах появлялись неясные сообщения в один абзац о том, что ее видели где-то в Италии или у кого-то на яхте. Нас поженили в кабинете главы бюро, в присутствии его сотрудника и пожилой машинистки, выступавших в качестве свидетелей. Регистратор произнес перед нами небольшую серьезную и страстную речь о серьезной ответственности, налагаемой на каждого из нас семейной жизнью, и пожелал нам счастья. И мы вышли оттуда свободными и женатыми. Миссис и мистер Майкл Роджерс! Неделю мы провели в приморском отеле, а затем уехали за границу. Мы провели три восхитительные недели, путешествуя по воле собственного воображения и не жалея затрат.