– Летите?

– Нет, – ответил я. – Отправлюсь морем. Мне нужно некоторое время побыть в одиночестве. Надеюсь, морское путешествие пойдет мне на пользу.

– И вы намерены теперь поселиться… где именно?

– На Земле цыгана, – сказал я.

– Ах так! Вы предполагаете постоянно жить именно там?

– Да.

– Мне подумалось, что вы, скорее всего, можете захотеть выставить это поместье на продажу.

– Нет! – снова сказал я, и это «нет!» прозвучало несколько резче, чем мне бы хотелось. У меня не было намерения расстаться с Землей цыгана. Земля цыгана была частью моей мечты – мечты, которую я лелеял с тех пор, как был еще совсем зеленым юнцом.

– Кто-нибудь приглядывал за домом, пока вы находились здесь, в Штатах?

Я сказал ему, что оставил Грету Андерсен управлять домом в мое отсутствие.

– Ах да, – отозвался мистер Липпинкот. – Конечно – Грета.

И снова что-то крылось за тем, как он произнес имя Грета, но я не стал к этому придираться. Если она ему не нравится – значит, она ему не нравится. Так всегда и было. После его слов наступило неловкое молчание. И тут я передумал. Решил, что должен кое-что ему сказать.

– Она была очень хороша с Элли. Очень добра к ней, – проговорил я. – Грета за ней ухаживала, когда Элли болела. Я… я просто не знаю, как мне отблагодарить ее за всё. Я очень хотел бы, чтобы вы это поняли. Вы просто не знаете, какой она себя показала. Вы просто не знаете, как она мне помогала, сколько всего взяла на себя, когда погибла Элли. Просто не знаю, что бы я делал без Греты.

– Да-да, конечно, – произнес мистер Липпинкот. Слова его звучали более сухо, чем можно было бы вообразить.

– Так что, видите ли, я очень многим ей обязан.

– Весьма компетентная молодая особа, – сказал мистер Липпинкот.

Я встал, попрощался и поблагодарил старика.

– Вам не за что меня благодарить, – ответил он, как всегда, сухо и бесстрастно. Потом добавил: – Я написал вам короткое письмо. Отправил его авиапочтой на ваш адрес – в Землю цыгана. Раз вы отправляетесь морем, вы, вероятно, найдете его там, ожидающим вашего прибытия. – И прибавил: – Желаю приятного плавания.

Я вдруг спросил его, довольно нерешительно, был ли он знаком с женой Стэнфорда Ллойда – женщиной по имени Клаудиа Хардкастл.

– А-а, вы подразумеваете его первую жену. Нет, я с ней никогда не был знаком. После развода он снова женился, но и этот брак закончился разводом.

Ну что тут скажешь?

Вернувшись в гостиницу, я обнаружил там телеграмму. Меня просили приехать в некую больницу в Калифорнии. В телеграмме сообщалось, что мой друг, Рудольф Сантоникс, спрашивал обо мне. Ему недолго осталось жить, и он пожелал увидеть меня перед смертью.

Я поменял свой билет на более поздний рейс и вылетел в Сан-Франциско. Сантоникс был еще жив, но жизнь покидала его очень быстро. Врачи сомневались в том, что он придет в сознание перед смертью, однако он очень настойчиво просил, чтобы я приехал. Я сидел там, в его больничной палате, глядя на него, глядя на то, что казалось лишь оболочкой, оставшейся от человека, которого я хорошо знал. Он всегда выглядел больным; в нем всегда виделась какая-то прозрачность, болезненность, хрупкость. Теперь он лежал неподвижно, словно неживая, сделанная из воска фигура. Я сидел подле него и повторял про себя: «Я хочу, чтобы он заговорил со мной. Хочу, чтобы заговорил. Хочу, чтобы сказал мне что-нибудь. Сказал хоть