– Уводить их надо, и скорее. Батый, не ровен час, нагрянет, а его псы ни стар ни млад щадить не будут. Обратно в лес, в схроны охотничьи.
Ратмир нахмурился, поглядывая на сани.
– Нельзя им обратно, глянь, недокормыши. Околеют в лесу, до утра не доживут.
Евпатий задумался, по привычке поглаживая рукой старый шрам и поглядывая то на детей, то на заснеженный простор, из которого с минуты на минуту могли показаться темноликие всадники на коренастых лошадях. Наконец он молвил:
– Пришлые охотники говорили, что в двадцати верстах по реке еще один погост есть, его татары стороной обошли. Говорят, там народ выживший собирается.
Нестор с сомнением помотал головой:
– Я эти места знаю, через лес им туда не добраться. А по реке не успеют, догонят их поганые, тут все как на ладони.
Все снова погрузились в молчание. В этот миг между ними, кося черным глазом, влез Каркун.
– Я знаю! Я знаю, как по реке удрать, что ни один конь не догонит!
Коловрат недоверчиво оглядел Каркуна:
– Ну, давай выкладывай, затейник.
– Надобно на сани парус поставить! У нас так рыбаки на озере катались, если ветер добрый, тогда только держись, только в ушах свист!
Евпатий подумал пару мгновений и хлопнул Каркуна по плечу:
– Ладно, попробуем! Делай свой парус, бери людей в помощь. Только смотри, времени мало, Батый вот-вот заявится.
Пока мужчины занимали оборону и готовились отражать неумолимую атаку Батыевых полчищ, Лада весь день не отходила от раненых. Не покладая рук она промывала раны, накладывала повязки, топила снег на очаге, изготавливала снадобья из коры и сушеных трав. Ее красивое лицо, излучающее сострадание, внушало воинам силы, чтобы снова взять в руки оружие и, несмотря на глубокие раны, встать в строй. Иногда же это лицо было последним, что видели умирающие, и тогда, принимая его за ангельский лик, они покидали этот мир со спокойной улыбкой. Лада склонилась над очередным раненым, жестоко страдающим от застрявшего в груди зазубренного обломка стрелы, и что-то успокоительно шептала ему в тот момент, когда к ней подошли Коловрат, Ратмир и еще несколько дружинников с ними. Лицо девушки вспыхнуло, когда она увидела, что взгляд воеводы полон тоски и тревоги, она бережно уложила раненого и поспешно встала навстречу. Евпатий оглядел ее исподлобья и сказал глухо:
– Вот, Лада, стало быть, и настал наш час прощаться. Скоро тут ничего не будет, кроме крови и лютой погибели, теперь не место тебе здесь. Собирайся в дорогу.
– Как же так, Евпатий Львович? Как же я вас в такое время оставлю? Да и куда? Ведь татары везде!
Лада едва не плакала от мысли о разлуке. Она вглядывалась в хмурое, жесткое лицо Коловрата, озаренное внутренним светом силы, и не могла смириться с тем, что видит его в последний раз.
– Есть дело, важнее которого нет и лучше тебя с ним никто не справится.
Воевода повел ее за собой в сторону скрытого лесом узкого зимника, петлявшего, повторяя путь реки. Там, посреди заснеженных елок, стояли большие широкие сани, полные худых чумазых детей. Многие из них были одеты в не по размеру большие зипуны и шубы, мужицкие шапки, виснущие на ушах, и взрослые рукавицы. На козлах сидел Каркун и мастерил свистульку из коры, без умолку рассказывая что-то открывшим рот от удивления ребятишкам. До них донеслись обрывки разговора: