Коловрат взглянул на девушку по-новому, с большим чувством, загорающимся у него внутри, испытывая волю в груди и силу в членах. Он откинул медвежью шкуру и встал в санях, дружинники с ропотом окружили его, ожидая, что молвить будет новый воевода. Евпатий обвел их взглядом пылающих очей и спросил громогласно:
– Зачем вы хотите идти за мной?! Для того ли, чтобы жизнь свою спасти?!
В войске раздались недовольный шум и возгласы. Витязь извлек меч из ножен и поднял его высоко, чтобы всякий в его отряде увидел.
– Или же хотите совершить возмездие над врагом и испить чашу смертную, голову за други своя сложив?! Убивать супостата, живота не щадя, до последнего вздоха!
Дружным ревом ответили воины, потрясая обгорелыми хоругвями, восклицая:
– Веди нас на смерть, Коловрат! Веди нас к славной битве, Неистовый, за Господа нашего!
Жутко выглядели рязанцы в тот миг – окровавленные и обожженные, с оружием, зазубренным в отчаянной битве, со щитами в торчащих обломках стрел, они словно уже прошли через смерть и больше не боялись ее.
Внезапно Евпатий увидал что-то впереди отряда. Там, вдалеке, где речушка впадала в широкую Оку, среди черных развалин сожженной деревни, плясали багровые огоньки. Воевода подозвал к себе Ратмира и спросил:
– Ты всегда среди дружинников первым соколом слыл, скажи, что, не замутили тебе годы ясных глаз? Разглядишь, что за огни? И сколько их?
Старый дружинник только хмыкнул в ответ и, приподнявшись на стременах, вгляделся в сгущающийся сумрак. Какое-то время он щурил глаза, потом повернулся к Коловрату и, с трудом сдерживая волнение, ответил:
– Конница поганых, около сотни. Видать, грабили псы, от войска отстали.
Евпатий обвел взглядом свое разномастное войско и сказал с решимостью и яростью в голосе:
– Ну что, вот и первый раз настал, когда можем кровью безбожников месть свою утолить! Сегодня день святой – Рождество Христово, самый день вставать на борьбу против поганой силы! Воины земли Рязанской, кто со мной пойдет на бой с нечестивыми?!
Крик сотен глоток был ему ответом. Воевода вскочил на подведенного ему коня и принялся набирать себе отряд для атаки.
Афанасий Нездила осадил лохматого степного коня и тревожно прислушался. Показалось ему, что со стороны Рязани ветер донес боевой клич, грозный и безжалостный. А может, это просто сосны скрипят от ветра на берегах Оки? Неспокойно толмачу. Неудобно сидит новый халат из дорогого шелка, давит палец золотой перстень с яхонтом – подарок хана. Он нетерпеливо огляделся по сторонам. Сотня, которой теперь командовал Нездила, легкие всадники-кипчаки родом из половецких степей, не интересовалась ничем, кроме грабежа. Вот и сейчас они рассеялись по развалинам деревни в поисках прикопанных кладов и забытых в спешке ценных вещей. Среди обгорелых срубов слышались возня, азартные возгласы и брань. Бывший толмач в досаде плюнул на снег. А ведь Субудай в награду за предательство обещал дать ему под командование десять тысяч всадников! И что он получил? Сотню трусливых псов, которые и слушать не хотят его приказы!
Невдалеке раздались радостные возгласы, степняки взломали чудом уцелевший амбар и обнаружили в нем, кроме прочего, большую корчагу хмельного меда и теперь черпали плошками сладкий напиток, пачкая руки и жидкие бороды. Непривычные к хмелю кочевники разбрелись по деревне, хохоча и бранясь. Старые воины пытались урезонить молодых, напоминая, что пророк запретил им пить вино, но их уже никто не слушал. Нездила глядел на всю эту кутерьму, скрипя зубами от гнева, пока терпение его, наконец, не лопнуло: