Для Брюсова это «первая книга чисто-импрессионистической поэзии»: «В нервных, пленительно-музыкальных стихах Верлен рисует в ней картины своих скитаний по Бельгии и Англии, рассказывает свое прошлое, передает свои мечты. Эти стихотворения гипнотизируют читателя, как музыка, открывают целые миры утонченных раздумий, уводят воображение читателя, может быть, дальше, чем то думал сам поэт». Согласно Шенгели, сборник «полностью реализует “манеру Верлена”, доводя до высшей законченности то, что намечалось в предшествующих книгах: искусство сочетать неуловимые нюансы переживаний и облекать их в музыкально звучащее слово». Обломиевский считал, что здесь «достигает своего апогея метод очеловечения изображаемого, принцип уничтожения границ между внешним и внутренним мирами» в сочетании с «тенденцией к дематериализации действительности», в чем находил «декадентские мотивы»[116].
Но что говорить о вкусе коньяка?! Описывать стихи – неблагодарное дело. Особенно Верлена. Особенно «Романсы без слов». Посмотрим, как сражались русские переводчики с одним из самых непереводимых стихотворений книги.
«Романсы без слов» Верлена в переводе Валерия Брюсова (М., 1894). Первое русское издание стихов Верлена. Собрание В. Э. Молодякова
«Собрание стихов» в переводе Валерия Брюсова (М., 1911). Собрание В. Э. Молодякова
Начал Сологуб, едва принявшись за Верлена, 16–31 января 1893 года:
Второй вариант (7 августа 1893 года), по оценке Стрельниковой, «отличает нарочитая простота текста, столь характерная для поэзии Сологуба и в общем несвойственная творчеству Верлена, для которого эпитеты были одним из важнейших средств создания художественной образности». Интересно и другое ее замечание: «Своими стихотворениями Верлен побуждал не к мыслям, не к рефлексии, а к созданию ассоциаций, душевному переживанию стихотворений, созданию читателем проекции “на себя”. В данном случае переводчиком представлено именно свое прочтение верленовского произведения, отражены свои ощущения и свои ассоциации, возникшие при прочтении оригинала»[117]: