Вопрос о том, кто из двоих лучше перевел Верлена, напоминает детский вопрос: кто сильнее, слон или кит? Шенгели, соревновавшийся с обоими, писал: «Брюсовские переводы несравненно выше сологубовских, несмотря на некоторую “жесткость”: им присущ тот неуловимый колорит “подлинности”, который свидетельствует о глубоком вживании в оригинал и искупает многие несовершенства. У Сологуба – досаднейшие промахи в понимании как поэтического смысла, так и образов и даже выражений оригинала, не говоря уже о неприятной игривости и умильности тона». Недоброжелательный к Брюсову Иван Тхоржевский, переводчик французских поэтов, заявил: «Когда Брюсов попробовал перевести мелодического Верлена, его переводы оказались, – рядом с отличными переводами Сологуба да и других, – мертвыми, бескрылыми, стопудовыми»[110]. Ранее работу «брата Валерия» раскритиковал Бальмонт: «Его переводы любимого им Верлена, которому он всегда подражал, никуда не годятся, как и другие его переводы суть лишь ученическая старательная перепись, внешний рисунок без души»[111]. По мнению Волошина, знатока французской поэзии, Сологубу «удалось осуществить то, что казалось невозможным и немыслимым: передать в русском стихе голос Верлена. С появлением этой небольшой книжки… Верлен становится русским поэтом»[112]. В итоговом издании своих переводов Брюсов признал, что Сологубу «удалось некоторые стихи Верлена в буквальном смысле слова пересоздать на другом языке, так что они кажутся оригинальными произведениями русского поэта, оставаясь очень близкими к французскому подлиннику».

Не дерзая делать выбор, я привожу разные версии еще и потому, что порой один перевод не может исчерпать всё богатство оригинала. Брюсов поместил варианты переводов в примечания для придания академизма изданию, призванному «дать русскому читателю более или менее полное представление о жизни и творчестве» Верлена. Сологуб – обозначивший первое издание переводов на контртитуле как «книгу седьмую» своих оригинальных стихов – решал иные задачи (издание 1923 года ближе к ознакомительному «брюсовскому» типу). «Я переводил Верлена, ничем внешним к тому не побуждаемый. Переводил, потому что любил его», – заявил он в предисловии, заметив: «Выбор стихотворений, сделанный по моему личному вкусу, может показаться довольно случайным. Как и всё в жизни, подчиненной капризам своенравной Айсы{38}. Но есть, я думаю, в этом выборе и влияние ее суровой сестры{39}, которая под пестротою случайностей вечную устанавливает свободу в ее земном обличии неизбежной необходимости». Поэтому варианты переводов он привел подряд как равноправные: можно так, а можно этак (в издании 1923 года варианты выделены в особый отдел).

Рецензент «Русского богатства», самого антимодернистского журнала, раскритиковал переводы Сологуба («всё сухо, категорично, без вдохновения») и осудил включение в книгу вариантов, сочтя их черновиками: «Перевод ведь не проба сил переводчика, а самостоятельное художественное произведение: иначе он не нужен. Перевод должен не только давать известное представление о подлиннике; он должен замещать подлинник в сознании читателя (тезис, чуждый Сологубу и категорически неприемлемый для Брюсова. –