Успех «Аталанты в Калидоне» и трагедии «Шастеляр» («Chastelard», 1866) о печальной судьбе французского придворного Марии Стюарт побудил Суинбёрна к изданию книги стихотворений, поскольку именно его лирика вызывала наибольший восторг друзей. Авторское чтение, обычно в студии кого-то из художников, настолько завораживало слушателей, что они в прямом смысле слова опускались на колени и как минимум однажды венчали поэта настоящим лавровым венком. Россетти побуждал младшего друга смелее вступить в битву за новое искусство, не предполагая, насколько яростной окажется эта битва.

«Перечитывая “Стихи и баллады”{150} сегодня, – констатировал Госс через полвека после их появления, то есть за столетие до пишущего эти строки, – трудно представить себе общество, в котором они произвели эффект разорвавшейся бомбы». В поэзии царил талантливый и благонамеренный идиллик Альфред Теннисон (британский Майков?), кумир «хорошего общества» и образец для эпигонов. Мыслитель Роберт Браунинг (британский Случевский?), похоронив жену Элизабет, которая, по мнению современников, могла оспорить у Теннисона звание поэта-лауреата, посвятил себя монументальной (четыре тома) поэме «Кольцо и книга», поскольку его романтическую лирику филистеры не одобряли. Сборники стихов Россетти и Морриса прошли незамеченными, даже не вызвав скандала. Кристине Россетти, сестре поэта-художника, досталось благосклонное внимание. «Британская поэзия превратилась в изящный регулярный парк, на мягкой травке аккуратно подстриженных лужаек которого паслись лани. <…> Ничто здесь не могло смутить взор или слух самой утонченной викторианской леди. И вот в этот парк, к ужасу ланей, под бой барабанов и гром литавр ворвался молодой Вакх с толпой менад»[333].

«В эпоху, когда все увлекались поэзией и часто читали стихи вслух в гостиных перед родственниками, детьми и барышнями на выданье»[334], Суинбёрн понимал возможность скандала из-за обращения к запретным темам плотской любви, не говоря о лесбийской, приправленным богоборческими и языческими мотивами. Обладавший от природы обостренной чувствительностью, легко возбудимый и уже пристрастившийся к алкоголю в дозах, несоизмеримых с субтильной комплекцией, уверенный в своем таланте, подогреваемый восторгами друзей и признанный авторитетами («Аталанту в Калидоне» похвалил Теннисон!) поэт решил не отступать. Он выпустил «Стихи и баллады» в 1866 году, почти одновременно с «изборником» Байрона, который составил и снабдил предисловием (и предпочитал не вспоминать, когда разлюбил мятежного лорда).

Имя Байрона возникло здесь не случайно. Такого скандала, какой вызвали «Стихи и баллады», Англия не помнила со времени «Дон Жуана». Если над первыми сборниками Бальмонта, Брюсова, Сологуба критика глумилась, то Суинбёрн рассердил ее не на шутку. Литературный бомонд во главе с влиятельной газетой «Saturday Review» обрушился на «безнравственность» книги, осудив ее прежде всего с моральной и только затем с литературной точки зрения. Автор анонимного письма, присланного из Дублина, угрожал поэту… кастрацией. К слухам, порочащим личность автора, – который сам создавал себе дурную, с точки зрения викторианской морали, репутацию, – прибавились толки о возможности судебного преследования. Литераторам была памятна судьба «Цветов Зла» – осужденных, запрещенных и дозволенных к переизданию лишь с изъятием ряда стихотворений.