– Жалость не то чувство, что сейчас мешает мне пойти спать, – поглаживает она мой живот, грудь, глазки влажные поднимает. Просто охуенная в этой своей порочной невинности.
Уже ширинку расстегиваю, ее трусики просто в сторону сдвигаю, влажные, пиздец. Меня кроет. Я вжимаю ладонь в мягкую ягодицу и просто натягиваю Ольку на себя.
– Игна-ат, – она закусывает губу, а я жадно впитываю этот образ моей личной медсестры. Тут же впиваюсь в губы, чтобы словить стон, когда особенно сильно дергаю бедрами снизу-вверх. Еще. Дальше. Глубже. До самой матки.
Она вскрикивает, отрывается от губ и лоб в лоб вжимается.
– А-а… Игнат, господи…
– Да, Дикарка, покажи свой голос, – требую, двигаясь все чаще, слыша охуенно влажные хлопки снизу. Купаюсь в этом звуке, выбивая из своей девочки стоны. Сильные, сладкие, такое нужные… Ради такого можно сколько угодно побоев пережить, только чтобы слышать, как ей хорошо.
По новой стягиваю рубашку, рукой спускаю лиф и жадно скольжу губами между грудок. То к левому соску языком, шлепая пальцами правый, то к правому, шлепая левый… Черт, какой же кайф. Внутри нее так горячо, словно в жерле вулкана, который вот-вот взорвется. Хочу заставить ее кончить, хочу смотреть, как она в крике захлебывается. Только вот меня раньше бомбит, оргазм, вроде бы такой далекий, приближается слишком близко. Мне нужна передышка, и я отпускаю Олю, чтобы руководила процессом сама. Она притормаживает. То полностью слезает с члена, то рукой вводит его в себя сама. Обнимает меня за плечи, скользит влажными пальцами, а потом вдруг замирает. Смотрит на плечо, на свои пальцы. Я и сам взгляд туда бросаю. Рана что ли открылась? Нет. Пластырь на месте. Оля вдруг стыдливо глаза опускает, срывается с члена и, ни слова ни сказав, убегает в сторону нашей комнаты. Хлопает дверью ванной и включает душ.
А до меня вдруг доходит, откуда дополнительные нотки запаха в ее натуральном аромате. Да и по члену видно. Оля же предупреждала, что могут прийти красноармейцы. М-да… Даже смешно. Со мной как-то было такое. Так я поплевался и свалил от тетки тут же. А здесь… Сидит там поди ревет. И точно. Стоит подойти к двери, как кроме звука воды слышатся всхлипы.
– Оль, – стучусь и сразу ответ получаю.
– Уходи.
– А раненый член мне где предлагаешь мыть…
– Он не раненый, – ну хоть реветь перестала. – Прости, я не ожидала.
– Дверь, Оля. Еще не хватало, чтобы ты в душе из-за этой херни утопилась.
Защелка открывается, и я захожу, замечая рядом в углу Олю. Шустрая.
Она не смотрит на меня, ладонями лицо закрыла.
Подхожу, нависаю. Она уже чистенькая, да и меня вода мигом очищает.
– Оль, прекрати из-за всякой хуйни париться.
– Брат всегда говорил, что мужики ненавидят эти дни.
– Ну не потому что крови боятся, а потому что вы в эти дни становитесь очевидно истеричнее обычного… – тяну ее на себя, обнимаю. – Вообще не думай об этом… Сейчас помоемся и спать спокойно ляжем. А с другой стороны…
Она такая маленькая, мокрая, чувствующая свою вину. Кто я такой, чтобы не воспользоваться таким подарком.
– Что?
– В такие дни можно поэкспериментировать… – давлю на ее плечи, а она покорно садится на колени… – Ты замарала меня, я замараю твое лицо…