История в очередной раз повторяется. Подоспевшие на подкрепление к интервентам «внучата» стали тем козырем, который и склонил чашу весов у Альмы не в нашу пользу. И хотя союзники даже с «футурдовеском» сумели оттеснить русские полки, все же смять их и опрокинуть их им не удалось. Наши стояли насмерть. Владимирский полк погиб почти полностью. Тарутинский и Московский тоже. Продолжать движение дальше союзники не могли, однако уже отыгранный «оригинальный» сценарий в принципе повторили. Немного отдохнули, перегруппировались, двинули на Севастополь. И тоже с юга пристроиться хотели. Там ведь позиции на Херсонесском полуострове, стоянка для судов, удобное сообщение с флотом. Вот только «на сей раз» Меншиков к Бахчисараю не отступил и, несмотря на новые обстоятельства, дал врагам сражение под Балаклавой. Выиграть не выиграл, но крови врагам попортил, а там и в городские укрепления интервенты уперлись.

На море тоже своя баталия. Разумеется, после того как задолго до Альмы вокруг Севастополя мин понаставили, печально известного затопления кораблей не состоялось. Корнилов с Нахимовым с одобрения Меншикова продолжали морскую войну. И забрала она уже немало жизней наших моряков, среди которых оказался и Миша, убитый ядром через день после Альмы.

«– Вот он только что стоял у орудия, подбадривал матросов, и вдруг как подкошенный упал на палубу, – рассказал мне один из уцелевших мичманов. – Я подбежал к нему, тронул его, поднял голову – Михаил был мертв. Лицо обезображено, весь правый бок забрызган кровью. Погибель не щадит молодых…»

Спустя два дня шальная британская пуля сразила Макария, не пожелавшего оставаться на берегу, когда в море бой идет. В огне сражения сгинула пиратская бригада «Портокалос и сыновья». Тяжелораненый Кошка тоже висел на волоске от смерти, но выжил и теперь переведен сюда, в Севастополь, с погибшего судна. А город, даже несмотря на осадное положение и появление в рядах неприятеля «гостей из будущего», готов к обороне. В этом не сомневались даже севастопольские дамы. Те уже на следующее утро после Альмы, облачившись в траурные платья и прихватив с собой коробки и корзины с припасами, поехали встречать раненых у пристаней Южной бухты, куда их привозили шлюпки с Северной. Вот как это событие описывает Гончаров:

«Дамы наши начали угощать солдат и офицеров фруктами и овощами. Всюду шли оживленные разговоры и расспросы; у многих были здесь знакомые, но угощали больше и расспрашивали, конечно, незнакомых.

Помню, как одна из дам (кажется, м-м G) спросила у солдата, страшны ли англичане в бою.

«– Какое там! – ответил он ей, махнув рукой. – Ен все больше из штуцеров да с бонбов. Никакой возможности нет подступиться. Ты на него идешь, а он тебя как вдарит бонбой, тут, брат, хошь не хошь пойдешь назад. Разве что кантечницей его достанешь.

А штыков ен не держит, сразу бегет, как от чумы. Штуцером аль бонбой, то да, а так…»

Вот такой настрой у нашего рядового пехотного состава. Только в штыки ни бритые, ни французы, ни тем более турки кидаться не собираются. Зачем, когда Черноморский флот много судов потерял в длительных сражениях. Лучше уж правильная осада. Тем более что у русских не все гладко со снабжением. И ведь правы враги. С подтягиванием к Севастополю подкрепления и всего-всего-всего началась хорошо мне знакомая еще по Первой мировой снабженческая бестолковщина, а пушки интервентов работают без устали. Укрепления города пока держатся, наши батареи и пулеметные гнезда не дремлют, но долго вот так вот бодаться не выйдет. Нужен перелом ситуации. И перелом этот попробую организовать я.