Перечитывая записи в дневнике Гончарова (он, оказывается, его ведет с самого нашего приезда в Севастополь), я скрипел зубами от боли. В первое время была она ноюще-нестерпимой, и вот почему. После того как на Альме невесть откуда взявшееся вражеское ядро перебило мне у самого плеча левую руку и отправило в длительное «космическое путешествие», прошло две с лишним недели. Но что это были за недели. Начнем с самого начала и раскрывая самые животрепещущие вопросы.
До перевязочного пункта, который находился на лугу достаточно далеко от Альмы, меня дотащили Даша и два солдата. Там Пирогов мне руку-то и оттяпал, чтобы затем переправить ампутированного в Севастополь.
Первое, что я очень хотел узнать от Петрова, когда очнулся в Собрании, к тому моменту времени уже преобразованном в госпиталь, был вопрос неожиданного появления в ходе Альминского сражения неведомых помощников у наших врагов. Услышав в ответ тихое, но доходчивое разъяснение, я так громко и грязно ругнулся, что стены моей палаты (отдельную выделили) загудели от возмущения. Согласны, значит? Еще бы не согласились. Вот оно как бывает, Михаил Иванович. Прошлое иногда имеет свойство возвращаться, когда его совсем не ждешь. Помните про дарданелльскую аномалию, когда вследствие убийства Николая Второго на Галлиполийском полуострове в сизом тумане бесследно куда-то сгинул англо-французский десант, а заодно и его турецкие противники? Нашлась пропажа. Старый пакостник Штерн англо-французскую часть ее в некотором количестве подобрал и направил… Угадайте куда? Правильно – сюда, в николаевское время. И ничего с этим «ходом» Петров поделать не мог:
«– Заключив временное перемирие, выходцы из пятнадцатого года объединились со своими нынешними «предками» и предложили тем посильную помощь в предстоящем десанте в Крыму. Сознаюсь, моя ошибка. Не следовало перетаскивать сюда пулеметы с патронами. Старый хрыч не упустил шанса ответить.
– Как и на Балтике?
– Как и на Балтике…»
В тот вечер я узнал полную, доселе сокрытую от меня историю балтийского противостояния дедушки и внука и ответ на вопрос: почему «Морти» и «Щука» продолжают стеречь Питер даже после того, как надавали по шеям вражеской эскадре?
Предыстория такова. 8 июня 1940 года. Норвежское море. Вот-вот наступит финальный аккорд начавшейся еще в апреле битвы за Нарвик. За четыре дня до этого из Киля вышла немецкая эскадра вице-адмирала Маршала: линейные корабли «Шанхорст» и «Гнейзенау», тяжелый крейсер «Адмирал Хиппер», эсминцы «Ганс Лоди», «Герман Шеман», «Карл Гальстер», «Эрик Штайнбрик». Спешит эскадра перехватить второй эшелон британских судов, эвакуирующихся из Нарвика. Первый уже улизнул, но эскадрой за четыре дня потоплен танкер «Ойлпайонер», напуган госпитальник «Атлантис», расстрелян транспортник «Орама», с которого немцы подобрали 275 человек. Столько народу Маршалу ни к чему, да и топливо на «Хиппере» и эсминцах скоро закончится. Решение: отослать все ненужное (суда, пленных) в Тронхейм, а самому с оставшимися линкорами продолжить охоту.
Ближе к полудню марсовой на мачте «Шарнхорста» видит дым. Что такое? Британские эсминцы «Ардент» и «Акаста» сопровождают авианосец «Глориес». Вот их-то всех троих немцы по очереди и потопили в тот день. Но это в моей реальности, а в иной исчезла добыча из-под носа линкоров маршала и очутилась в водах Немецкого моря 1852 года, чтобы после «штерновской обработки» рьяно взяться помогать Напиру, захватить Петербург следующим летом. И если «Ардент» и «Акасту» (это он, сволочь, «Палладу» потопил) наши быстро нашли и уничтожили, то «Глориес» до сих пор где-то прячется и выжидает. И оставить его без внимания ну никак нельзя. Там из артиллерии шестнадцать 120-мм орудий есть и еще авиаотряд имеется: тридцать истребителей «Гладиатор» и «Харрикейн», пять торпедоносцев «Суордфиш». Ну, в то, что «Щука» «Глориес» потопить сможет, в это я, пожалуй, поверю, но вот как советские моряки будут бороться с британскими самолетами, если те вдруг решат напасть на столицу, мне непонятно. И Петров ясности не добавляет. Зато добавляют другие.