На море тоже неспокойно. Три батареи Кирьякова обстреливают вражеские баркасы, ползущие по мелководью, отчетливо видят паровые французские линкоры. Те дымят, но пока молчат. Обстреливать высокий берег погонными пушками смысла нет. Огонь неспешно ведет только британский колесный шлюп «Каракорд», идущий за баркасами. За линкорами выстроились парусные корабли, каждый из которых взят на буксир колесным пароходом. А всего по плато «должно было» ударить пятьсот с лишним орудий, но на «этот раз» играть по чужим правилам мы не будем.

Настает пора нежданного огня и дыма. Наши батареи замолкают, а затем происходит картина яркая и эффектная. В небо, словно салют, взмывают десятки ракет. Это Щербачев разрядил часть своих «катюш» из тех, что остались на батарее. И удачно так разрядил. Как минимум на двух судах загорелись паруса, начался пожар на палубах, а дальше… Воздух буквально сотрясло от взрывов мин. И слышалась в этих взрывах некая музыка – столь выверено они следовали один за другим. Сначала рванул первый линкор (бушприт буквально взлетел в небо стрелой), после досталось и второму. «Каракорд» дернулся назад, но тоже весь покрылся взрывами.

В это время вдали уже появились наши суда, готовые и к битве, и к преследованию. Малое морское сражение вот-вот начнется, и его итог для нас уже вторичен. Главное, что плато теперь остается за нами и, не опасаясь обстрела с моря, нужно отразить сухопутную атаку упрямых вояк Боске. Зуавы уже готовы к прорыву и даже не догадываются, какой огненный кошмар их поджидает на левом русском фланге. А когда узнают, будет уже слишком поздно. Шансов на спасение мы им не оставим.

Помню, как буквально в первый же день высадки союзников в Евпатории Достоевский с интересом рассматривал извлеченную из трофейного штуцера пулю:

«– Посмотрите, какой она формы. Словно наперсток. И этим они намерены воевать против остроконечных трехлинейных малышек. Смех, да и только».

Когда наш главный пулеметчик показал пулю Минье артиллеристам, те решили, что перед ними, вероятно, особо маленький снаряд со взрывчатым составом и предназначенный для взрыва патронных ящиков.

А знаете, как летят выпущенные из ствола штуцерные пули? С пронзительным визгом, напоминавшим звук «пэ-энь!». Вот эти-то «пэни» англичане и хотели обрушить на нашу центральную позицию, выстроившись в узкую ленту. Но прежде «беседу» с ними начали наши батареи. Вяло. Редко. И аул Бурлюк казачкам на сей раз подпаливать не нужно.

Да и столь ли важен теперь какой-то аул? Невидимую границу бритые уже пересекли. Сейчас наши пушки начнут работать с удвоенной силой, а вместе с ними затрещат и картечницы, хищно врезаясь своими пулями в красные мундиры. Однако бритым еще повезло. Тем, кто прямо сейчас прет дурниной на левый фланг, удачи будет много меньше.

– Приготовиться к стрельбе!.. – приказал я, а сам с «Люськой» наперевес засел аккуратно перед ближайшим саманным домишкой с выбитыми окнами. Из дверного проема слышалось рычание. Какой-то чудом уцелевший пес по-прежнему охранял жилище хозяев. Я посвистел. Рычание стало тише, после и вовсе прекратилось. Из проема показался нос, а затем и сам его владелец. Рыжая дворняга. Среднего размера, взлохмаченная, левое ухо изодрано, правый глаз с бельмом. Примерно такая же побитая жизнью псина с завидной регулярностью гоняла по двору Максика, когда тому удавалось вырваться из объятий хозяйки. Называл я его Пиратом и часто прикармливал. Постараюсь помочь и его нынешнему собрату.