Если у жизни и есть такая опция: выпасть из реальности, то сейчас я ей в полной мере пользуюсь. Становится неважно, что Максим улетает, а я остаюсь без него; неважно, что мои чувства к нему, очевидно, сильнее; и что когда он покинет мою квартиру, мне будет в тысячу раз больнее, чем было с утра. Сейчас я плаваю в одноразовом вакууме, где нет места мыслям и правильным поступкам. В этом вакууме я влюбленная и глупая. В нем я просто чувствую.
Мы тяжело дышим в унисон, не прекращая сеанса взаимного раздевания. Вернее, раздирания одежды друг на друге. Пятимся, спотыкаемся, натыкаемся на стены. Я ударяюсь спиной о дверь спальни и едва не падаю из-за шорт, застрявших в щиколотках, но Максим подхватывает мою талию и сваливает нас на кровать.
Его губы отрываются от моих впервые с той секунды, как он вошел, и мы встречаемся глазами. Тело на мне тяжелое и горячее, а эрекция грозиться оставить вечный слепок на животе. Было бы символично.
— Ты мне очень дорога, Ни-ка, — охрипшим голосом шепчет Максим, касаясь меня кончиком носа. — Я не знаю, что мне делать.
Помимо очков нужно было Джареду пририсовать беруши, чтобы не оглох, потому что в этот момент он входит в меня. Отвыкла я от такого размера за две недели. Из глаз текут слезы, потому что на этот раз его прибор умудрился дотянуться до сердца.
Я вонзаю ногти в напряженную спину и жмурюсь, чтобы спрятать свою слабость. Слишком много всего я чувствую, чтобы насухую справиться: каждая клетка накалена до предела, эмоции зашкаливают, возбуждение тоже.
— Царапай сильнее, — глухо требует Максим, глубокими толчками выбивая из меня воздух и новые слезы. — Не сдерживайся.
— Ты еще и мазохист, Кэп, — пытаюсь пошутить и от глубины проникновения захлебываюсь очередным стоном. Заставляет меня.
— Царапай.
Сильнее вдавливаю пальцы в твердые мышцы и удовлетворяю просьбу: рассекаю кожу ногтями, которые благодаря чудо-витаминам с IHerbs по крепости не уступают когтям Логана-Росомахи.
— Еще сильнее.
Царапаю я совсем не на шутку, но Максиму этого мало.
— Еще.
— Шрамы останутся, идиот, — перемещаю ладони на его шею и глажу короткие влажные волосы. Постригся.
— Хочу, чтобы остались.
В груди становится так тесно, что кажется еще немного, и сердце и легкие разорвутся. Может, потому что Максим такой тяжелый, но, скорее, от осознания того, что сейчас он чувствует то же, что чувствую я. Тоскует по мне в моем же присутствии.
Никогда не славилась сдержанностью и способностью хранить секреты, а потому когда распирающая сладость в животе становится знакомо невыносимой, признаюсь:
— Я тебя люблю.
Так, по крайней мере, будет честно. Любовь — не то, чего нужно стыдится, даже если это чувство неразделенное. Наверное, когда-нибудь я от него освобожусь, но пока оно со мной, не хочу прятать в себе. С человеком, которого любишь, хочется делить все самое ценное, а моя любовь к Максиму — самое лучшее, что у меня есть.
Максим заглядывает мне в глаза, за секунду сужая мой мир до расширенной черноты своего зрачка. Жаль, что самые сильные чувства в своей жизни я испытываю к человеку, который живет на другом конце земного шара.