— За что?

— За то, что был таким идиотом. За то, что все то, что было между нами, сводил к сексу. Потому что ты не была для меня просто сексом, Бэмби, даже на минуту. Я просто отказывался это признавать, потому что для меня это сложно.

Еще минута и я превращусь в хнычущий кисель, поэтому я его перебиваю.

— Я не хочу это слушать, Максим. И все что ты говоришь…

— Подожди, пожалуйста, хорошо… — Максим успокаивающе поднимает обе ладони вверх, подтверждая мои теорию насчет полицейского и террориста с заложниками. — Просто дай мне договорить…. Пожалуйста.

Дождавшись, когда я кивну, он опускает руки и набирает в легкие воздух, словно готовится погрузиться под воду.

— Я хочу попросить прощения за то, что не дал тебе возможности объясниться тогда у себя во дворе. Я знаю, что у тебя ничего не было с сусликом…теперь знаю, но тогда я этого не знал. Ты сказала, что будешь дома, а потом я увидел вас вдвоем и мне просто сорвало крышу. Я никогда никого не ревновал, и совершенно не представлял, что это такое… Ощущение поганое. Я решил, что ты меня обманывала… это было больно, и я плохо соображал. Я бы не стал ни с кем спать — это был тупой порыв. И еще одна вещь, за которую я хочу попросить у тебя прощения. Прости, что я повел себя как скотина и позволил думать, что я могу быть с кем-то кроме тебя. И за то, что сказал, что мы ничего друг другу не должны.

Влажный соленый комок сдавливает горло и все, что я могу — это старательно наполнять легкие воздухом и смотреть на Максима, который, в свою очередь, выжидающе смотрит на меня. Может, и правда, ничего у него не было с той черноволосой кошкой? И, может, правда никогда не ревновал?

— Ни-ка, просто поверь мне, а? — хрипло шепчет он. — Потому что я тебя не обманываю.

Может, я и наивная, но я ему верю. Или мамино чутье мне передалось, потому что я чувствую, что он говорит правду. А потому и в ответ решаю быть честной.

— Я специально не виделась с тобой. У меня не было никаких дел и в кино я не ходила. Я так… привязалась к тебе, что хотела быть готовой к тому, что мы расстанемся. А встреча с Глебом случайность. Он сам мне позвонил.

— Я знаю, Бэмби. Теперь я знаю. Ты прощаешь меня?

— А что теперь, Максим? — озвучиваю то, о чем я думала все неделю, когда была в добровольной отлучке от него. — Допустим, я прощаю тебя и верю, что ты ни с кем не спал все время, что у нас… что мы…

— Думаю, слово «отношения» подойдет, — подсказывает Максим.

— Что если я тебе верю? Что теперь?

— У нас есть еще полторы недели до моего отъезда, и я хочу провести их с тобой.

— Я не об этом. Что будет дальше, Максим? Когда ты уедешь? У тебя в Нью-Йорке своя жизнь, учеба. И у меня учеба и… жизнь тоже.

Внутренности сжимаются в плотный гандбольный мяч, пока я жду его ответа. Что я хочу услышать? «Давай попробуем на расстоянии»? «Я буду хранить тебе верность»? «Я понял, что влюблен в тебя и что-нибудь обязательно придумаю»? Пожалуйста, пусть он скажет это слово на букву «Л». Просто скажет его, а остальное мы как-нибудь решим. Это ведь самое главное, да?

Максим молчит и сосредоточенно хмурит брови. Грудная клетка под черной футболкой вздымается даже сильнее, чем испачканная соусом моя.