— Я думал об этом. О нас… Ты могла приехать ко мне в гости на Рождество. Мы можем вместе подумать… У нас ведь есть еще девять дней есть.

Могла бы приехать к нему на Рождество? Почти через полгода?

От его слов мне снова становится больно. Наверное, потому что я знаю, каким решительным Максим может быть в стремлении добиться своей цели, а сейчас этой решительности не вижу. Вжимаюсь в вешалки сильнее с риском быть погребенной под свалившейся пуховой кучей и обнимаю себя руками. Слезы высыхают, в легких и груди становится пусто и холодно. Я знаю, что со мной. Это все Бен Аффлек, подаривший Дженнифер сказку, отравил меня своим романтизмом. Вот и я тоже хочу сказочной сказки для себя, а не девять дней неизвестности, продляющих мою влюбленную агонию. А Максим уж слишком тянет в моих глазах на принца, чтобы соглашаться на скупую реальность.

— Мне нужно ложится спать, Максим, а тебе нужно идти. Не будет никаких девяти дней у нас с тобой. А на Новый год я к бабушке в Екатеринбург еду.

Максим выглядит так словно я получил пинок в солнечное сплетение: растерянно хлопает ресницами и трет ладонью грудь.

— Ни-ка…

Прежде чем он произнесет что-нибудь, от чего мое сердце с треском разорвется на лоскутки, я хватаюсь за ручку и распахиваю дверь:

— Просто уйди сейчас, хорошо?

Максим стоит на месте еще несколько секунд, после чего едва заметно кивает и делает шаг к выходу. Спотыкается о порог, что-то извиняюще бормочет по-английски и выходит, аккуратно прикрыв дверь.

А я оседаю под вешалкой и пуховики наконец, делают то, на что намекали давно: с шуршанием валятся мне на голову. Я сжимаю в ладони глянцевый синий рукав и, беззвучно всхлипнув, утыкаюсь в него носом. Я все сделала правильно.

Ника

— Вот вроде этот лысый чувак — древний как мамонт, а ниче такой, — говорит Леся, завороженно глядя в экран ноутбука, где Стэтхэм лупит какого-то бугая по морде. — Как думаешь, в пятьдесят хер еще стоит?

— Не знаю, — пожимаю плечами. — Пятидесяти мне еще не исполнилось, да и хера никогда не было.

Леся отрывает взгляд от монитора и смотрит на меня с подозрением.

— Эй, ты вообще на этой планете? Разговариваешь как-будто тебя наркотой накачали.

— Все нормально со мной. Просто я не хотела смотреть мордобой.

— Ага. Ты хотела посмотреть Хатико и утопить меня в слезах и соплях. Ладно, — она нажимает паузу и разворачивается ко мне. — хочешь пореветь, давай реви. Я и моя майка из «Манго» готовы.

— Не хочу я реветь, Лесь, — устало закатываю глаза, — Но и веселья от меня не жди, ладно?

— Стоп. А какой сегодня день?

— Четверг, пятнадцатое августа, — выговариваю ненавистную дату.

— Так вот почему сегодня ты зеленее, чем обычно, — голос Леси смягчается, переставая быть нарочито сварливым. — Он завтра уезжает.

— Да, — отвожу в сторону стремительно намокающие глаза. — В десять утра самолет.

— И что, за эти дни ни разу к тебе не приехал?

Я отрицательно мотаю головой и незаметно скрещиваю пальцы, потому что вру. За прошедшую неделю я трижды видела знакомый черный кабриолет из окна. Он стоял во дворе по несколько часов, а я каждый раз, глядя вниз, молилась голозадому купидону, чтобы его владелец ко мне поднялся. Как Ричард Гир к Джулии Робертс в Красотке. Максиму даже по пожарной лестнице карабкаться не нужно, достаточно и по обычной на четвертый этаж забежать и сказать: Ни-ка, я тебя люблю. Но нет, каждый раз он просто уезжал.