Ну конечно, зачем им на себе испытывать собственные зелья…
– Ладно, – сказал Ахиллес. – Можешь считать, легко отделался – разве что неприятной беседой. Но вот что заруби себе на носу: как только пан Мачей тебе за обедом или ужином поручит кому-то что-то подлить или подсыпать, тут же сообщишь моему денщику. Понял? И избави тебя Бог промолчать или кому-то хоть словечко передать из нашего разговора. Вот тут уж я тебе гарантирую если не Сибирь, то много неприятного… Хорошо понял?
– Не извольте беспокоиться, ваше благородие! Ни словечком…
– Ну, смотри у меня, – сказал Ахиллес и вышел.
У парадного крыльца он встретил Ванду, веселую, свежую, ни о чем случившемся не подозревавшую.
– Где ты пропадал с утра? – спросила она, улыбчиво щурясь. – Дела?
– Они, клятые, – сказал Ахиллес.
– И как, узнал что-нибудь?
– Рано говорить…
– Не доверяешь? – Она обиженно поджала губы.
– Ну что ты, – сказал Ахиллес с самой обаятельной улыбкой. – Как может сыщик не доверять своей верной помощнице? Просто… Видишь ли, знания сами по себе ничего не стоят, их нужно свести в систему, а это мне пока и не удается.
– Понимаю, – сказала она. – Но скажи хотя бы: заговор есть? Сам знаешь, секреты я хранить умею.
– Есть, – сказал Ахиллес. – Но я тебя умоляю: продолжай оставаться веселой и беззаботной. Расточай улыбки всем, пребывай в самом беззаботном расположении духа…
– Будь уверен, у меня получится… А когда ты их будешь всех разоблачать?
– Не знаю, – сказал Ахиллес чистую правду. – Честное слово, не знаю.
– А я вот решила верхом покататься… Поедешь со мной?
– Нет, – сказал Ахиллес. – И тебе категорически запрещаю.
Ее брови взлетели.
– Хочешь сказать, мне здесь может что-то угрожать?
– Пока ты со мной – вполне возможно. За пределами дома.
Ванда моментально посерьезнела:
– У тебя есть основания думать, что тебе что-то угрожает?
– Возможно, – сказал Ахиллес. – В доме мне ничего не грозит, не беспокойся, а вот за его пределами…
В самом деле, во время их верховой прогулки из леса может прилететь еще парочка пуль, гораздо более метких… и угодить не только в него. Никаких сомнений: его хотели не напугать, а убить. Отравить его в доме – слишком опасно: неизбежное вскрытие, следствие, Сигизмунд Янович вмешается, справедливо заподозрив неладное. А вот пуля из леса, далеко от дома… Сейчас не седьмой год и даже не пятый, когда империю сотрясла волна крестьянских волнений и террористических актов, но все равно, если стрелявшего не поймают (а кто его будет ловить?), очень легко списать всё на теракт против «царского сатрапа-золотопогонника». А уж если пуля достанется и Ванде… Душу затянуло смертным холодом от такой мысли.
– Я тебя очень прошу: оставайся дома, – сказал он твердо. – События на такой стадии, что готовы совершенно неожиданно рвануться вперед. В самом неожиданном направлении. Это серьезно, Ванда. Если я для тебя хоть что-то значу…
– Ну хорошо, хорошо, слушаю и повинуюсь… Только ты постарайся быстрее, ладно? – Она зябко передернула плечами. – Очень уж это напрягает – ждать неизвестно чего, опасаться неизвестно чего, и озабоченностью от тебя веет за версту. Ты ее не показываешь, но я-то чувствую…