Как-то я попросил его стать сменным электриком, только дежурить все три смены, чтобы жить прямо на строительной площадке, в бытовке. Это было удобно – и хозяйство под присмотром, и электрик всегда под рукой.

Часто во время перекуров сидели с ним и беседовали, как говорят, за жизнь. Он был намного старше; мне казалось, его длинная жизнь уже на исходе и чего-то ожидать от завтрашнего ему точно не стоит. Не верилось, что у него за плечами два убийства и два срока, что где-то была жена, а теперь – ничего.

Весной на выходные Борис стал отпрашиваться в город, затем и в будни после смены.

«Хозяйка одна попросила сделать встроенную мебель, – объяснил мне Борис, – стенку с отделкой шпоном красного дерева, чтобы с рисунком, “как магазинная”. Взялся».

Хозяйка – одинокая директорша овощного магазинчика.

Как пел Вахтанг Кикабидзе, «просто встретились два одиночества, развели у дороги костёр».

К осени расписались.

Пару раз заходил к ним в гости. Боря увлечённо продолжал делать стенку. Пахло клеем, шпоном, деревом, домом и уютом.

Мне кажется, они были счастливы.

Был такой журнал – «Человек и закон». Популярный и дефицитный. Впрочем, как и многие журналы в СССР: «Юность», «Огонёк», «Вокруг света».

Сейчас не вспомню, но, кажется, в нём мне в 1979 году попалась статья. В одной из союзных республик арестовали и осудили человека, имевшего по советским меркам огромное состояние. Только мебели у него конфисковали тридцать шесть наименований. Меня это поразило. Как так? Откуда? Даже сегодня, в эпоху навязчивого изобилия, вряд ли кто-то назовёт больше пятнадцати видов мебели. А там – тридцать шесть.

Арестовали и осудили этого человека за спекуляцию цветами.

И вот, месяца через три-четыре в зону на одну из сибирских строек, где я работал, пришёл новый этап. А в нём – тот самый спекулянт-цветочник. Уже немолодой, видавший виды. Спокойный, немногословный, с сильным южным акцентом.

Мы с ним разговорились. Но не сразу, через пару месяцев. Он мне пояснил тогда:

– Я сам всё заработал, я и мои близкие, своим трудом. Сосед, тоже торговец, продал мне цветы. Сказал, что приболел, попросил взять его товар по рублю. Это дёшево. Я взял, продал вместе со своими цветами. Продал дороже. По три рубля. А это уже спекуляция и эксплуатация наёмного труда.

Суд, срок, сибирская колония и стройка.

Почтенный возраст, морозы, тяжёлый труд – всё это медленно убивало цветочника. Он слабел. И вдруг руководство колонии озаботилось: болен, ему нужно нормальное питание, а не тюремная баланда.

Тогда в посёлке рядом с зоной и появились две женщины: пожилая и молодая, обе южанки. Удивительно похожие друг на друга. Они ухаживали за стариком-цветочником. Почти каждый день передавали ему в зону продукты, постиранные вещи, свежие фрукты.

Угощали они не только родного старика, но и других работников стройки. Тогда я впервые увидел зимой виноград. С крупными тёмными ягодами. А на Новый год южанки сделали инженерам-строителям роскошный подарок. Принесли ящик мандаринов. До сих пор помню, как они удивительно пахли. Эти мандарины подарили нам настоящее ощущение праздника.