Она приободрилась, пошла, уже почти вышла из кабинета. Но вернулась:

– Скажите мне честно. Вы будете докладывать об этом инциденте в областной комитет партии?

– Знаете, у меня много других занятий и забот.

Просто восстановите Ленина.

И она ушла.

Всё это просто штрих к нашей тогдашней жизни, насыщенной и невероятно быстрой, в которой мы готовы были ради дела на всё, на многое закрывали глаза ради дела.

Я по этой жизни очень скучаю. Скучаю по Сибири, в которой у меня и была эта настоящая и интересная жизнь. Я обязательно туда вернусь.

Сначала была заявка. Потом рассмотрение, расчёты, согласования, много согласований. По пути продвижения от идеи до внедрения появилось огромное количество принимавших участие соавторов. К финалу были автор и семь соавторов. Как говорят опытные решалы, «это по-божески».

Была КПСС, и было по три процента от заработка в виде партийных взносов. Конечно, были исключения – вознаграждения за рационализацию, авторские отчисления, гонорары за разные научные статьи. Взносы для коммуниста, а особенно для члена парткома, были делом святым и первостепенным.

И вот, только пришедший на партийную работу, не проветрившийся от строек, вчера ещё управляющий трестом, молодой второй секретарь горкома КПСС получает авторские за изобретение. Сумма – не выговариваемая для парткома и партаппарата. На эти деньги тогда можно было купить трёхкомнатную кооперативную квартиру.

Пошёл платить я эти самые три процента. Повздыхали, поудивлялись, повосхищались. При этом дверь в кабинет прикрыли поплотнее и шёпотом так: «Ты что, с ума сошёл?» Нашли-таки пунктик, в котором сказано, что с изобретения взносы не платят, как и с рационализаторских.

Вполне себе довольный, купил бутылочку польского «Наполеона» – решил отметить, как это водилось на прежней строительной службе. Не то, что обошлось без трёх процентов, а просто праздник потому что. Авторские!

Через много лет, в Москве, когда я уже был министром, звонит мой бывший главный инженер: «Проездом. Давно не виделись, давай встретимся?»

Встретились. Как положено, пообщались. И в конце уже он говорит: «Получил наши награды. За то давнее твоё изобретение».

Я тогда уехал, а они подали заявку на премию ВДНХ, это была для изобретателя-инженера самая высокая оценка. Получили аж две медали – золотую и серебряную! Это было круто, мало кто мог таким похвастаться.

Естественно, выпили за такую для меня новость. Обсудили всё, от новых зубов его новой жены до того, кого куда закинуло после наших сибирских дел.

– Ну всё, пора. В ночь улетаю домой уже. Да, вот твоя серебряная медаль, – говорит он мне. – Так получилось.

И уехал. У него, у соавтора, золотая, у меня, у автора, серебро. Не обидно. Он старше, жизнь его крепко побила, прошёл путь от зека до главного инженера и – уже после моего отъезда – до управляющего трестом.

Свою первую Олимпиаду мы проводили на фоне бойкота западных стран – за ввод войск в Афганистан. На её фоне незамеченной осталась людская река в день похорон Высоцкого, в новостях были очки, голы, секунды, никто и не заметил, как из Москвы и городов проведения Игр выдворили цыган, бомжей, проституток – всё, что портило витрину страны победившего социализма.